Про Кешу, рядового Князя

Столповский Петр Митрофанович

– Товарищ сержант, можно с короткими перебежками?

– Ну и коровушка попалась,– бормочет Шевцов.

Он быстро подходит к Кеше , опускается рядом на землю.

– Я же показывал. Следи за мной, ползунок.

Снова на «ты» перешел. В другое время Кеша не удержался бы от реплики, но сейчас больно уж неподходящая обстановка для выяснения отношений. Тем более, сержант уже уполз вперед. Да так быстро, что Кеша едва поспевает за ним на четвереньках. Не человек, а уж – в траве его

почти не видно.

– Усёк?– поднимаясь, спрашивает Шевцов.

Раздосадованный сплошными неудачами, Кеша хочет встать в позу и заявить Шевцову, что устав велит называть подчиненного на «вы». Он даже рот раскрывает, но снова захлопывает – не та, все же, обстановка. Представьте: сержант возвышается над поверженным ниц Кешей и, глядя сверху вниз, как на червяка, выслушивает требование называть его на «вы».

Между тем шеренга доползает до отметки. Парни отдыхают, посмеиваются над Кешей .

– Ладно, вставай,– разрешает сержант.

Кеша счастлив. Все-таки есть в Шевцове что-то человеческое.

– Со следующей шеренгой поползешь.

Нет, на это способен только сержант!

– Я ж почти до конца дополз!

– Вот именно – почти. А половину этого «почти» я за тебя полз.

– Ну и что ж, когда-нибудь я за вас проползу.

– Шутник,– криво усмехается Шевцов.

– Ну и ладно! Казенных штанов жалко, что ли?

Снова Кеша гребет бурьян, отстав от шеренги. Зачем стараться, если его удел – ползать со всеми по очереди.

– Киселев, даю слово: еще раз поползешь! Ну, можешь ты себе представить, что над тобой пули свистят?

Измотанный Кеша ожесточенно плюет в траву, и плевок напоминает полет пули. Даже пилотка слетает с головы.

...Этот день тянется, словно резиновый. Но все же настает долгожданный отбой. С каким блаженством Кеша вытягивается под одеялом! Седьмое небо! Он засыпает, не успев закончить длинный сладкий зевок.

14.

– Подъем!

Первая мысль: будет ли сегодня беготня? Но Кеша может не гадать – беготня запланирована и на этот, и на следующий день. Беготня будет каждый день и на день по несколько раз – до тех пор, пока тяжелый на подъем Князь не превратится в борзого, поджарого солдата, каждую секунду готового сорваться с места и с умеренной скоростью гоночного автомобиля мчаться в заданном направлении.

Вот и сейчас на таежной дороге раздается дробный топот солдатских сапог. Растянутая колонна выныривает из-за поворота. На этот раз парни в противогазах. Какие, однако, симпатичные у них мордашки! На плечах – автоматы, за спинами – вещмешки. Полная амуниция. Поляг костьми, но одолей маршрут за тридцать минут. Тридцать первая может означать только одно: отдышаться – и снова крупной рысью. Такая перспектива никому не улыбается, поэтому парни прут так, что пар от них валит.

Перед марш-броском Калинкин непрозрачно выразился в том смысле, что если бы не некоторые из дворянского сословия, то он был бы спокоен: повторного забега не будет. А Князь с уверенностью бывалого марафонца отбрил его: пусть-де всякие там Ягодкины волнуются за себя. А сам подумал: есть же счастливый народ, который перед марш-броском попадает в санчасть с гриппом, переломом рук, ног и даже позвоночника. Он же, который на гражданке не выпускал из рук носового платка, сейчас здоров до неприличия. Секрет, видимо, в том, что по уставу солдату болеть не полагается. А устав всемогущ!..

Уже на пятнадцатой минуте Кеше становится невмоготу. Кажется, он вот-вот ухнет на дорогу, подняв пыль, и пролежит на ней без движения до самого отбоя. Сержант то и дело оборачивается на Князя. Не вытерпев, замедляет бег, чтобы поравняться с ним. Сержанту тоже несладко в противогазе – на шее вздулись толстенные вены. Он машет Кеше : быстрее, дескать, отстал. Кеша делает вид, что хочет догнать колонну, но стоило сержанту уйти вперед, как сворачивает на обочину и снопом валится под куст. Трясущимися руками он стаскивает с головы ненавистный противогаз, обнажая красное, мокрое лицо, ловит ртом воздух, пьет его, как бальзам, глотает двойными порциями. Воздух такой вкусный, что глупо было не замечать этого раньше.

Из противогаза срываются в траву капли горячего пота. Заметив это, Князь с жалостью думает о временах, когда ему некуда было бежать ни утром, ни вечером.

Немного отдышавшись. Кеша вынимает из кармана сигареты и усталым жестом отбрасывает в сторону. Курить он больше не будет. Точка! Кеша не из тех дураков, которые считают, что сигарета – лучшее украшение мужчины. Кто-кто, а он найдет в себе волю покончить с этой заразой, а не то противогаз доканает его.

Натертая пятка – в огне. Князь болезненно морщится, стаскивает сапог. Портянка остается в сапоге. Папа Тур зря демонстрировал ему мастерство мотать портянки – не дошло. Пятка красная, но каким-то чудом мозолью она не обзавелась. Жаль. Значит санчасть по-прежнему будет обходиться без Кеши .

Кеша отставляет сапог в сторону и видит, что там уже стоят два сапога. Но не его. Испуганно вскидывает голову – Шевцов! Подкрался, солдафон!

Сержант только что стащил с головы противогаз и стал похож лицом на сказочного дэва.

– Встать!– командует «дэв».

– Обуюсь и встану,– отвечает Князь, давно не веривший в страшные сказки.

– Курсант Киселев, встать!– грозно командует Шевцов, и Кеша решает, что шутить с дэвом, хоть он и не настоящий, не следует. Он вскакивает, держа в одной руке сапог, в другой – портянку.

– Ты...– Шевцову не хватает подходящих к этому случаю слов.– Ты понимаешь, размазня, что взвод из-за тебя второй раз должен бежать? Живо обуться!

– Ну и нечего орать!– огрызается Князь, хоть сам не на шутку напуган.

Он-то понимает, что не обученный педагогическим приемам взвод может сделать с ним не совсем то, что допускается уставом. Конечно, сам сержант достаточно вышколен, чтобы не сделать Кеше больно, но кто поручится за необразованный взвод?