Про Панаса и шпиона-аса
Шрифт:
Хлопцы набросились на его вещи и стали аккуратно потрошить. Урожай был обильный. Шифрованные блокноты, фотографии «Штуцера» с семьёй Президента России, микрофотоаппарат-зубочистка, перочинный ножик-болгарка. Денег оказалось всего 150 долларов. От досады Панас пнул ногой тело «Штуцера» в бочину и неуверенным движением отдал их обрадованной Зинке.
Операцию закончили очень быстро и также снялись.
Дорога домой превратилась в триумфальное шествие возвращавшихся из очередного набега запорожцев. Во всех попадавшихся ларьках скупалось спиртное. Настроение было особенно приподнятым, слышались здравицы
На ней никто и никогда не задерживался. Это было не в традициях «секции».
Зина ходила в именинницах. Все пытались её обнять и расцеловать, а она, расщедрившись, позволяла ребятам некоторые вольности. Один Панас был весь хмурый и неприступный, как днепровская круча. Что-то бурчал про какие-то письма, отгулы, но в конечном итоге всё сводилось к вопросу.
– Зин, «баксы» у тебя?
– Послушай, Панас, – проныла Зина, пребывая в пьяной неге, – чаво ты клеишься к моим честно заработанным «бакам»?
– Что ты, Зинок, просто беспокоюсь, чтобы ты их не потеряла, – смущённо оправдывался он.
– Панас, пошёл вон. Ты мне ещё должен «Кировоградскую с перцем» за то, что целый день мёрзла на улице. Она у тебя стоит под столом.
«И откуда она все знает, – подумал Панас, – ничего от неё не скроешь, как от тёщи».
– Зинок, я, если сказал, значит, сделаю.
– Панас, а между прочим, «америкос» даже очень ничего. Не то, что наши!
– Послушай, Зин, не трогай «секцию». А если нужны гроши, так и говори. Устрою тебе ещё одну встречу со «Штуцером». Но сперва отдашь ножницы.
– Ну ладно, Панас. Я же пошутила. Панас, а где твой обещанный поцелуй перед строем? – блеснув своими лукавыми глазками, кокетливо выдохнула героиня.
– Зинок, да за такие слова. Да я готов свои собственные 150 отдать, – оживился Панас, сконцентрировав взгляд на «выдающемся» достоинстве Зинки и раздвигая желающих, стал приближаться к имениннице.
Панас был пьян и от успеха, и от всего остального.
* * *
Рабочая неделя Директората, как всегда, началась с очередного совещания, на котором рассматривался план дальнейшей работы по делу и перспектива реализации материалов.
Начальник Управления генерал Песочников заседал в президиуме. Вокруг расположились начальники рангом чуть пониже, но с амбициями чуть повыше. Каждый вошёл в свой образ. Трещали надутые щёки, принимались философские позы. От собственного величия закатывались глаза, как при обмороке. Демонстрировались многозначительные жесты, отдавались тупые распоряжения, в избытке разливалось подобострастие и закамуфлированный подхалимаж. Никто особо не старался скрыть желание приукрасить свою репутацию и поднять в глазах «зала» свою значимость. В воздухе витала непонятная напряженность и глупая торжественность. Президиум шевелился, как облитый бензином муравейник. Разворачивающийся «спектакль» чем–то напоминал «сходку», на которой надо было поделить и утрясти, кому что достанется «на грудь», если «возьмут» «америкоса».
Генерал взял в руки свою речь и направил её исключительно на Панаса. Из неё следовало, что надо сделать это, это, это и ещё много чего. Одновременно «Песок» в течение
И здесь Панаса прорвало.
– Товарищ генерал, да какой он мне товарищ. Мне такой товарищ в сорок первом на Днепре – хату спалыв!
Зал, как компрессор, засосал весь воздух до отказа. Стало видно и слышно, как солнечные зайчики в предчувствии затмения забились в дальний угол помещения. На сцене из прогрызенного паркета появилась морда здоровенной крысы, чем-то напоминавшей одну из ведущих НТВ. Президиум сделал равнение направо, сконцентрировав свой взгляд на выступавшем. Панас живо представил себя невинной жертвой одного из процессов 37-го года.
– Товарищ Бандура, я призываю Вас к порядку, и не забывайте, что Вы находитесь на служебном совещании, – выдавил из себя остаток речи генерал.
Общий вздох присутствующих чуть не просквозил Бандуру. Однако от помощи «горбатого» Панас отказался категорически. На то были свои причины.
Месяц назад оперработник Трофим из соседнего «сектора» подготовил к реализации материалы по валютчикам. Над разработкой преступной группы он «кувыркался» 27 целый год. И вот перед самой реализацией, – захвата с поличным, «горбатый», облизав одного начальника и поплакавшись другому, отстранил от дела Трофима, взял себе в производство материалы и попытался «снять сливки».
27
– разрабатывал – Автор
Реализация прошла как нельзя коряво. Большая часть группы разбежалась. Удалось взять «пешек» и одного из МВД. На первом допросе в «секторе» тот отпросился в туалет и незаметно от «горбатого» выбросил в сортир солидную пачку «баксов», потом «сходил» и спустил воду. Однако «отмыть» деньги ему не удалось – забился унитаз. Их обнаружили, и «горбатому» пришлось доставать каждую купюру, тщательно их чистить и сушить. Зрелище было незабываемое – воняло на весь Директорат. Желающих прийти посмотреть и посмеяться было так много, что Панас вынужден был выстраивать очередь и организовывать продажу билетов. Дети младше 16 лет, а также лица, не имеющие допуск по форме номер 2, на сеанс не допускались. На входе в здание он успел повесить объявление «Представителей муниципальной канализации просьба не беспокоиться».
После этого случая «горбатый» ежедневно обливался всякими одеколонами, но запах так и не улетучивался. Он никак не мог понять, что этот запах тянется с детства, а он самый устойчивый, и «баксы» здесь не причем.
Однако очередной орден «горбатый» себе на грудь всё же прикрутил и в среде домочадцев рассказывал басни о своей героической работе по захвату шпиона. К сожалению, таких «горбатых» орденоносцев в Директорате уже набралось процентов пятьдесят. И, возможно, настало время им организоваться в какой-нибудь союз членов «Ордена горбатого» («ОГО»), чтобы официально «втирать очки» операм – «рабочим лошадкам» и всем остальным сослуживцам, а также неискушенному российскому обывателю.