Проект Каин. Адам
Шрифт:
— Спасибо мам, — наконец, произнесла она. Надо было что-то добавить, что-то сказать, но после паузы девушка смогла лишь повторить. — Спасибо.
Мать кивнула, встала, взяла кружку и пошла к раковине. Зашумела вода. Аня взяла надкусанный бутерброд, стала жевать, но без охоты, через силу.
— Я пока пойду постелю тебе, — мать вытерла руки о полотенце, обернулась к дочери, улыбнулась. — Будешь спать в своей комнате. Она немного уменьшилась с тех пор, как ты уехала — отец сделал там небольшую гардеробную для меня — но места для твоего старого дивана еще хватает.
Аня тоже улыбнулась в ответ:
— Было бы здорово, мам. Думаю, буду спать, как убитая. Спасибо… за все.
Валентина кивнула, понимая, что хочет сказать дочь, и вышла из кухни. Девушка проводила ее взглядом, зачем-то взглянула на свои руки и тихонько заплакала.
Мать как раз заправляла простынь, когда Аня вошла в свою бывшую комнату. По пути она успела заглянуть в ванну, поэтому выглядела вполне прилично, даже не сказать, что плакала. Ну, она очень на это надеялась.
— Ну вот, вроде все готово, — мать расправила простынь, положила в изголовье разобранного дивана подушку, уже облаченную в наволочку с выцветшими от многих стирок героями диснеевских мультфильмов на ней. Аня почувствовала мгновенное, но не то чтобы неприятное чувство дежа-вю. Это была ее любимая наволочка в те времена, когда по земле еще ходили динозавры.
— Я включила нагреватель, — мать указала на древний электрообогреватель у окна. — Сама помнишь, сторона северная, ветер выдувает тепло быстро… Здесь еще одно одеяло, на всякий случай. Надо будет подушку, они тут, на верхней полке, где обычно. Ну, в общем, сама разберешься.
— Конечно, мам, — Аня подошла и села на расстеленную постель, от которой приятно пахло свежим бельем. Интересно, что за средство использовала мать: наволочки и простыни всегда отдавали свежестью не смотря на то, что на дворе могла стоять тридцатиградусная жара.
— Ладно, ложись, отдыхай. Завтра мне работать, придется тебе поухаживать за отцом. Ты не забудь, позвони в офис — не хорошо просто так все бросать, никого не предупредив.
— Да, мам. Обязательно позвоню. Возьму неделю, а то и две отпуска за свой счет.
Аня как раз вешала джинсы на спинку стула, поэтому не видела, как по лицу матери промелькнула тень неудовольствия: то ли от сказанных дочерью слов, то ли от кружевных, похожих на паутинку, черных трусиков Ани.
Девушка забралась под одеяло и посмотрела на маму.
— Хорошо, что с папой все в порядке, — помолчав, сказала Аня.
Валентина кивнула, подошла к дочери и наклонилась над ней. На какое-то мгновение Ане показалось, что мать собирается поцеловать ее, но нет, та просто поправила выбившуюся из-под диванной подушки простыню.
— Спокойно ночи.
— Спокойной ночи, мам. Приятного сна, — по инерции сказала Аня и только потом сообразила, что последний раз говорила так в далеком детстве, еще до того, как пошла в школу. Она всегда желала родителям сначала спокойной ночи, а потом добавляла, словно первого было мало, пожелание «приятного сна». На всякий случай, чтобы не снилось ничего плохого.
— Приятного сна, Ань, — в голосе матери послышалась улыбка, щелкнул выключатель, и комната погрузилась в темноту.
Женщина тихонько закрыла дверь, а Аня лежала, глядя на ярко-оранжевые раскаленные нити электрообогревателя на полу, и прислушивалась к осторожным шагам матери, когда та ходила по квартире, проверяя, закрыты ли краны, выключен ли газ и погашен ли везде свет. Это было неизменным ритуалом на протяжении многих лет, и почему-то именно благодаря тихому поскрипыванию знакомых половиц Аня, наконец, поняла, что она дома.
Девушка улыбнулась, закрыла глаза и почти тотчас уснула. Спустя полчаса за окном, где-то совсем близко раздались отчетливые пистолетные выстрелы, затем крики, но Аня только что-то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок.
И уж тем более она не проснулась, когда, едва слышно скрипнув, приоткрылась дверь в комнату.
Глава седьмая
На следующей неделе город был блокирован частями регулярной армии, которые продолжали стягиваться к Горецку со всей области по приказу Президента. К сожалению, эти действия несколько запоздали — из соседних районов начали поступать сообщения о первых признаках появления Каина. Конечно, введенный в городе карантин мог бы приостановить и даже обратить вспять запущенный механизм заражения, но для этого надо было либо уничтожить весь город целиком (на это не пошел бы Президент, до сих получающий информацию, что ситуация под контролем); либо карантин должен был быть действительно эффективным… вот только многие жители, уже зараженные или имеющие больных родственников, начали разбегаться во все стороны наподобие тараканов, попавших под струю инсектицида. Их тормозили на блокпостах, грозно рявкали и заворачивали назад, но как всегда деньги решали все, в том числе выезд из якобы блокированного города.
Понедельник, как всем известно, тот еще подарочек. И наступивший понедельник оказался оченьтяжелым днем для Горецка. Можно сказать, именно тогда город начал биться в предсмертной агонии.
Сергей Одинцов собирался на работу, когда по телевизору передали нечто, заставившее его прекратить завязывать галстук и вернуться в комнату. Ему показалось, что он ослышался, но спустя несколько минут понял: лучше бы действительно показалось. Шли новости и голос диктора, срывавшийся от волнения, комментировал происходящее на экране.
— На данный момент стало известно, что в огне погибло более двадцати человек. Предположительно возгорание началось с подвала больницы. Как вы сами можете наблюдать на экранах телевизоров, пожарным расчетам помогают люди в военной форме.
Камера показала укутанное клубами черного дыма здание первой городской больницы, находящейся в центре города. Сергей присел на краешек дивана. Как, черт побери, могла загореться больница чуть ли не на центральной площади? По улице метались какие-то оборванцы в больничных халатах, из облаков дыма то появлялся, то исчезал алый бок пожарной машины. Рядом застыло два болотного цвета Урала. Какого, спрашивается, черта, там делают военные? Других дел нет?