Профессия: театральный критик
Шрифт:
Встреча с Мольером в эти дни приобретает особый смысл — ведь совсем недавно, 17 февраля 1973 года, отмечалось 300-летие со дня смерти великого драматурга.
Трудно представить, какими будут эти спектакли. По всей вероятности, очень разными и неожиданными.
"Летающий доктор" написан никому еще не известным юным бродячим комедиантом Мольером в пору его странствий по дорогам французской провинции. В этой пьесе Мольер осваивал опыт старофранцузского фарса и итальянской комедии масок. Он учился соленой шутке, буффонному комизму, причудливой масочности персонажей, импровизационной легкости развития действия и условному игровому построению сюжета (шутка ли сказать: бедняге Сганарелю приходится "раздваиваться" на глазах у зрителей, попеременно
"Тартюфа" играют в "Комеди Франсез" чаще, чем любую другую пьесу Мольера. К концу 1969 года число представлений комедии на сцене театра подошло к трем тысячам, число исполнителей роли Тартюфа и Оргона — каждого в отдельности — перевалило за шестой десяток. Красноречивые цифры! Но какими мы увидим героев мольеровского шедевра на этот раз? Ведь сценическая традиция, при всей ее каноничности и малой подвижности, поддается разнообразному истолкованию. "Комеди Франсез" знала и Тартюфа — плотоядного толстяка, холерика с постной физиономией и в нищенском рубище (таким показывал Тартюфа первый исполнитель этой роли Дюкруази), и Тартюфа — элегантного соблазнителя, знатока человеческого сердца, каким показывал его в XVIII веке Моле, и Тартюфа— опасного авантюриста с темным прошлым, порочного циника, каким представляли его актеры-романтики. Коклен-младший играл Тартюфа заурядным лжецом, почти простаком. Поль Мунэ — победоносно уверенным в себе негодяем, Фернан Леду— продувной бестией, лжецом, до тонкости изучившим искусство лицемерия... Точно так же различно толковали роль Оргона ее исполнители — Дени д'Инес, Сенье, Дюмениль, Дейбер.
Не будем гадать, какими предстанут перед нами Оргон в исполнении Жака Шарона (он же — постановщик спектакля) и Тартюф, роль которого играет один из выдающихся актеров современного французского театра Робер Ирш (в списке его побед — Родион Раскольников и Артуро Уи; Иршу принадлежат также декорации и костюмы к спектаклю). Однако выскажем надежду, что спектакль театра своей сатирической остротой, разоблачительным пафосом заставит нас вспомнить историю создания пьесы, пять лет бывшей под запретом, преданной анафеме с церковных кафедр и в официальном послании парижского архиепископа, вызвавшей целый поток брошюр-доносов, что работа наших гостей раскроет смысл слов Наполеона: "...если бы пьеса была написана в мое время, я не позволил бы ставить ее на сцене", — и будет созвучна известному высказыванию Белинского: "Человек, который мог страшно поразить перед лицом лицемерного общества ядовитую гидру ханжества— великий человек".
Режиссер Жан-Лоран Коше пишет в программе к своей постановке "Мнимого больного", что "театр должен развлекать, это прямое его назначение". Он намеревается, придав комедии-балету Мольера, где основная интрига прерывается танцевальными номерами, очертание "мечты и вместе с тем безумства", тем самым как бы раскрепостить творческую фантазию участников спектакля. В той же программе исполнитель роли Аргана Жак Шарон утверждает, что его герой вовсе не слабоумный, болтливый старик, но импозантный мужчина в расцвете сил, которого страшный "порок эгоизма ведет к ипохондрии, затем — к одиночеству и, может быть,— к смерти". Очень интересно узнать, каким образом объединятся эти намерения постановщика и артиста в живой ткани спектакля...
Бывают удивительные совпадения: когда праздновалось двухсотлетие со дня рождения Мольера, "Комеди Франсез" показывала именно "Тартюфа" и "Мнимого больного"; в ознаменование столетия со дня смерти великого драматурга на сцене театра был представлен "Тартюф". В тот вечер, 17 февраля 1773 года, немногими днями больше двухсот лет тому назад, после окончания спектакля Лекен обратился к публике с первым в истории "Похвальным словом Мольеру". Лекен говорил о "горячей любви, признательности, сыновнем почтении", с которыми
(Госконцерт, март 1973).
Апрель 1973 г.
Нет, конечно, не случайно "Комеди Франсез" называют "домом Мольера". Помянем добрым словом того безымянного театрала в камзоле, брыжах и пудреном парике, который окрестил так первую драматическую сцену Франции. А впрочем, может быть, этот просвещенный любитель театра — не более чем плод нашего воображения, и прозвание возникло само собой. Ведь мольеровские комедии вот уже без малого три столетия сменяют одна другую на подмостках "Комеди Франсез". "Дом Мольера"— это не театр, в котором пьесы великого комедиографа всякий раз обязательно находят современнейшее разрешение (после мольеровских спектаклей Планшона это стало очевидным). Это театр, в котором комедии Мольера всегда играли и играют чаще, чем где бы то ни было. Какой бы ни была постановка — экстраординарной или, напротив, ординарной, неожиданной или привычной, заняты ли в ней блестящие мастера или только входящая в силу молодежь, — всегда в ней просматривается та великая мольеровская традиция, которая складывалась веками.
На эти размышления наводят нынешние гастроли "Комеди Франсез" в нашей стране. Мы увидели три мольеровские постановки, осуществленные на сцене этого театра в разное время и объединенные в гастрольном репертуаре волею случая. Ни одна из них, и в общем справедливо, не была отнесена парижской критикой к числу принципиальных удач театра, но в каждой нам открылось немало интересного. Вместе же взятые, эти разные спектакли дают любопытную картину того, как играют сегодня Мольера в его собственном доме.
Пестро разряженная стая лицедеев, весело гомоня, что-то напевая и выкрикивая приветствия публике, галопом пронеслась по проходу зрительного зала и в мгновение ока "оккупировала" сцену. Быстро расхватав с вполне современной вешалки необходимые детали туалетов, молодые пансионеры "Комеди Франсез" начали представление мольеровского фарса "Летающий доктор". И мы вдруг почувствовали себя так, как если бы стояли лет триста назад в толпе зевак перед балаганами легендарных фарсеров Нового моста, которыми славился Париж времен Мольера. Оказалось, что фарс, созданный юным Мольером, и сегодня способен заблистать всеми своими красками, увлечь и актеров, и зрителей заведомо неправдоподобными событиями, в то же время вполне отвечающими самой строгой логике.
Молодые актеры, вышедшие перед нами в этом праздничном и стремительном мини-спектакле, в какой-то степени уподобились Мольеру — начинающему актеру и драматургу. Каждый из них старательно и виртуозно осваивал нехитрые, но требующие акробатической ловкости и безоглядной смелости фарсовые приемы. Каждый чувствовал себя привольно в стихии буффонады и в то же время словно ходил по острию бритвы: еще чуть-чуть, и резкие фарсовые краски огрубеют, начнут коробиться и коробить нас. Но как раз это "чуть-чуть" нигде не было упущено в спектакле Франсиса Пэррена. Бешеный темп, в котором актеры обрушивали на зрителя трюки, извлеченные из вместительной фарсовой кладовой, соединялся с особым отношением актеров к заслуженному жанру старинного театра.
Это отношение давало себя знать в той уверенной и даже щеголеватой небрежности, с какой исполнители пускали в дело самые рискованные фарсовые приемы, в той лукавой непочтительности, с какой они демонстрировали и разоблачали условность фарсовых построений. Они стилизовали свой задорный спектакль, стилизации этой не скрывая, со всей наивностью отважно отправлялись навстречу фарсовым приключениям и тут же эту наивность обыгрывали; они верили в могущество трюка, но не старались в этом уверить зрителей, которые смеялись и над фарсовыми персонажами и над самим фарсом.