Профессия
Шрифт:
– Мы еще приедем.
– Конечно.
Иванна идет к нам по тропинке, и я едва узнаю ее на фоне непривычных декораций.
– Папа, спасибо за теплый прием. Нам пора ехать.
– Конечно.
Они пожимают руки. Я тоже подаю руку для пожатия. И старик задерживает ее в своей.
– Илья, вы очень интересный человек, хоть и не вполне адвокат…
– По специальности – юрист. Что значит «не вполне»?
– Вы так мало интересуетесь юриспруденцией!
Я смеюсь, пожимаю крепко его руку.
–
– А если бы признался, что всего лишь твой шофер…
Но в этот момент я чувствую себя детективом, как никогда раньше. Чувствую, что нащупал что-то весьма и весьма интересное, то, что заслуживает основательной проверки.
– Когда ты к отцу в следующий раз?
– Когда что-то изменится в деле Ревзина, – усмехается Иванна.
– Давай на следующей неделе.
– Тебе пришелся по душе мой папА?
– Это кладезь юридических знаний.
– Не спорю. Но заглядывать часто в этот… кладезь, – она поеживается. – Увольте!
– От тебя требуется всего лишь предупредить его заранее, что ты приедешь. Назначь какое-то время…
Она молчит несколько секунд.
– Не впутывай отца, Илья. Мы проверяли его окружение – все чисто.
– Ты же можешь просто позвонить…
– Могу. Но я не поеду.
– Я поеду один.
– А я?
– А тебя оставлю где-то в людном месте.
– Посреди центральной площади?
– Почему бы и нет? Желание пойти в народ у тебя не возникает?
– Абсолютно.
22. ВЫБОР
Апатия уходит. Я чувствую, что что-то сломалось, изменилось в этом ожидании. Иванна ничего не чувствует, но видит, как загораются мои глаза и про себя пожимает плечами.
Мне кажется, я ясно вижу цель. И при виде этой цели все посторонние мысли исчезают, как обычно и бывает в период максимальной концентрации. Исчезает даже мысль о том, как долго одинокая женщина на краю опасности может обходиться без секса. А эта мысль – сама по себе – многих стоит!
Иванна по моей просьбе звонит отцу и говорит хмуро:
– Мы заедем в субботу. Хочется подышать свежим воздухом. Душно в городе.
Оправдывается, что зачастила. Думаю, старик тоже немало удивлен, но удерживается от вопросов. Адвокатам не так легко быть искренними друг с другом.
Она неловко кладет трубку, и мы уходим из офиса. Телефон только в офисе. Офис под надежной охраной. А в ее пещере – прежнее, унылое, неэлектрифицированное пространство.
– Твои друзья удивились бы, узнав, как ты живешь.
– Поэтому у меня нет друзей.
– А журналисты удивились бы еще больше.
– Не забывай, что ты тоже живешь в этих условиях.
– Для меня это рай в шалаше.
–
Это я сказал? Я не подумал. Точнее, я подумал о другом. Иванна смотрит с недоуменной кривой усмешкой, не решаясь ни высмеять меня, ни восхититься моей галантностью.
Пожалуй, я должен добавить что-то в том же духе. О том, к примеру, что ее близкое присутствие скрашивает все горести и лишения спартанского образа жизни, который я вынужден вести в ее шалаше.
– С одной разницей: укус любого гада смертелен, – добавляю я вместо этого.
Она обреченно отмахивается.
Ей не может не хотеться любви. Я понимаю это, но не хочу, чтобы она выбрала меня потому, что у нее нет выбора. Когда-то я хотел этого, теперь уже нет. Я понял это в тот момент, когда увидел Эльзу в кафе.
Женщины называют это: клин клином. Я выбил. Я вышиб. Эльзы для меня больше нет. Это чувство проходило мучительно, и вдруг прошло. Теперь для меня есть только она – вот эта девушка с волосами цвета крепкого кофе без сахара. Этот жесткий адвокат. Эта беспомощная жертва. Только она...
И мое сердце подсказывает мне одно – спасти ее. Вернуть ей ее жизнь, от которой она уже отказалась. Вернуть ей ее будущее, о котором она боится даже мечтать. Вернуть это – бескорыстно. Не ради ее любви. Не ради завоевания ее сердца. Не ради обладания ее телом. Спасти ее ради нее самой.
Я больше не стремлюсь влюблять ее в себя. Моего чувства с лихвой хватит, чтобы заполнить доверху каждый день нашего совместного существования. И даже – чтобы заполнить холодные ночи в разных постелях. Чтобы согреть ее ледяной пол. Чтобы осветить ее темное жилище. Чтобы заслонить ее от подступающего мрака.
– О чем ты думаешь, Илья?
– Не знаю. Думаю о том, что холодно для мая. Кажется, даже листьям холодно.
– Листьям?
– Видишь, как они дрожат.
– Потому что ветер.
– Да, ветер.
Может быть, я должен спросить в свою очередь, о чем думает она. Может быть, она ответит «о тебе». Но я не сделаю этого.
Когда люди находятся рядом, у них нет вариантов чувств. Они не могут бы равнодушными и равнодушно терпеть друг друга долгое время. Они обязательно будут либо ненавидеть, либо любить друг друга. Часто говорят, что дети отплатили родителям ненавистью. Дело в этом случае не в детях, и не в родителях, и не в родстве вообще, а в том, что разные люди, независимые личности были вынуждены находиться вместе под одной крышей. К примеру, если бы Иванна жила со своим отцом на его вилле, она неизбежно ненавидела бы его. О себе не скажу: я потерял родителей очень рано, и единственное, что осталось в памяти о нашем семейном быте, – обрывки ссор и чмоканье от примирений отца и матери. По-моему, там всегда штормило...