Прокламация и подсолнух
Шрифт:
– Кости осторожный. Мы меру знаем, австрияки то ли тоже берут, то ли не раскусили его еще. Всяко, через знакомое окно вару таскать куда сподручнее, чем каждый раз нитку рвать [72] .
– Говоришь – через пост сподручнее, а сам ведь тогда через границу попробовал, – вспомнил Штефан. – А почему?
– Да у меня-то вейс-шварц [73] был, а у Григоровских ребят – откуда бумаги? – Йоргу печально потянул себя за ус. – Но тут, в горах, никакого интересу нет. То ли дело – к Одессе с моря подходить! Стоишь, значит, собачью вахту [74]
72
... через знакомое окно вару таскать куда сподручнее, чем каждый раз нитку рвать… – Через знакомый таможенный пост таскать контрабанду сподручнее, чем каждый раз незаконно пересекать границу (жарг.).
73
Вейс-шварц – фальшивый паспорт (жарг.).
74
Собачья вахта – вахта в середине ночи (жарг.).
75
Баранже – холодно, промозгло (жарг.).
76
Порто-франко – зона беспошлинной торговли, прототип оффшорных зон.
– Чего-чего? – переспросил Штефан, недопоняв половину.
– Того! Местечко там выделили, чтобы торговать беспошлинно! Как раньше в Феодосии было. Хочешь там продать – торгуй спокойно, хочешь дальше протащить – уже изволь платить. Только под всей Одессой катакомбы старинные... Эх, Подсолнух! На одной стороне улицы ведро вина – пять копеек серебром, а перейдешь – уже двадцать две!
– Кажется, это древние эллины поговорку придумали, про «не пойман – не вор», да?
Йоргу усмехнулся с едва заметным самодовольством.
– Может, и эллины.
Удержаться было трудно, и Штефан все-таки съехидничал:
– А ведь в господарях у нас тоже эллины, можно сказать, а ты им в карман залезаешь и арнаутов опасаешься.
Грек сперва оторопел. Потом обиженно встопорщил усы.
– Это ты меня к фанариотам приписал, что ли?
Упряжная кобыла замотала головой – Штефан от изумления дернул поводья. Чем это греку Йоргу не угодили вдруг его же соотечественники?
– Н-нет... Но ведь ты тоже не местный.
– Попал пальцем в... небо, – буркнул Йоргу. – Я хоть и не местный, а всего добра – портки да сабля. Лучше б тебя ваши господари со всей их свитой беспокоили, да турки, что их сюда назначили!
Штефан вздохнул. Конечно, Йоргу прав: который век княжества под османами, кто ж не знает здесь, сколько бед от пришельцев? Значит, верно угадал – собираются пандуры снова драться с янычарами за свою землю. И то сказать – ведь совсем недавно еще уходящие гарнизоны жгли поместья и деревни! Вот только если вспомнить, кто пожег усадьбу Тудора...
– Про турок я понимаю, – сказал он примирительно. – А греки почему должны меня беспокоить? На лапу берут да тащат, что фанариоты из свиты господаря, что местные бояре, одинаково.
Йоргу только глаза закатил.
–
– Почему?
– Ну во-первых, потому, что туркам выгодно сюда пришлых назначать. Их и менять можно часто да задорого, и главное – никакой опасности, что они из повиновения выйдут, потому как для местных что они, что турки – на одной доске с чумой, – Йоргу вдруг сощурился подозрительно: – А у тебя, никак, семья-то из фанариотов и есть?
– Местная, – отрубил Штефан, вспоминая сейчас не столько отца, сколько князя Григория Гику, заговорщика против господаря. Какие причины были у того заговора, и точно ли князь Григорий просто трон хотел занять? Задумавшись, он не удержался от вопроса: – А почему ты говоришь, что фанариоты хуже местных бояр?
Йоргу фыркнул в усы и ответил раздраженно, будто возмущенный глупостью:
– Да потому, что пришлым тут не жить! Вот и норовят урвать все, что можно, а после – хоть трава не расти. Сменится господарь, одни уедут, так новые приедут, и опять – только б нагрести побольше, пока времечко не вышло. А местный боярин, даже если он распоследняя сволота и по три шкуры сдерет, всяко подумает, стоит ли драть четвертую! Пахать да сеять кому-то надо, а с дохлого вола всяко больше одной шкуры не слупишь. Да и то, это какой еще попадется боярин! Вон и чудушко навродь тебя может вылупиться...
Смысл слов Йоргу дошел до сознания далеко не сразу, зато внезапно и очень обидно дернуло – боярин! Так, значит, все-таки боярин? Все, что сделано, – неважно, важно только, кем родился?
– А тебе есть дело, откуда я вылупился?! Будто не вместе у рогатки торчим!
– Вот и закройся тогда про эллинов, – буркнул в ответ Йоргу. – Нашел фанариота!
Штефан очень хотел бы услышать продолжение – но, увы, смертельно разобиженный грек нахохлился на своем мерине и умолк, как камень. Наверное, что-то личное. А все-таки интересно знать, что Йоргу делает здесь, среди пандуров. И что у него за дела с дядькой...
Но Йоргу так и молчал до самой заставы. Сгрузив неисправную мину в сарай, Штефан повел лошадей на конюшню и едва не нос к носу столкнулся с понурым Макаркой, который как раз закончил обихаживать своего вороного. После истории с кобелем приятель вроде повеселел, тем паче, Симеон убедил вредного пастуха, что в кобеле заслуга одного только Штефана, а Макария вовсе ни при чем. Одно время Макарка вообще глядел именинником, и Штефан уже порадовался, что дело пошло на лад, но последние дни тот снова ходил, словно в воду опущенный.
– Михай опять?
Макарко мрачно кивнул.
– Рассказывай, что ему опять не слава богу. Я думал, вы договорились.
– Да я с ним и не говорил. Все одно, слушать не хочет, – Макарко тяжело вздохнул и вдруг просительно взглянул исподлобья. – Помоги, а?
Вот же! Ну чем тут поможешь? Штефан развел руками.
– Так Михай меня на дух не переносит. Мне к нему и не подойти.
– Да я не про то. Михая-то я переупрямлю, но дело небыстрое, – Макарко настороженно огляделся, ухватил Штефана за рукав и потянул в укромный закуток с седлами. – Я за Анусей соскучился, сил нет.
– Неужто не видитесь? – удивился Штефан. В деревне убирали урожай, пятого дня состоялась большая облава на волков, и Макарко мотался в деревню с телегой всякий день, когда они с Йоргу не забирали упряжную. Как это он с Анусей не виделся?
– Запер, что ли, Михай Анусю?
Макарко замахал руками.
– Нет, что ты! У Станки на подворье встречались, а вот на хуторе...
Штефан его не понял.
– Это с каких пор ты к Михаю на хутор зачастил?
Макарко внезапно потупился, что-то буркнул под нос, вовсе неразборчиво, и Штефана осенило: