Проклятье Ифленской звезды

Караванова Наталья Михайловна

— Так может, — Темершана вскинулась — может быть, это будет справедливо? Может быть, я буду только рада, когда в ваших домах будут резать ваших людей? Может быть, справедливость восторжествует, наконец? И завоеватели сами умоются кровью?

— Там все умоются. Неужели в Тоненге не осталось никого, чья судьба вас заботила бы? Знаете, я не был там в дни завоевания, но видел Карреу на острове Аса-хе, и я ничуть не сомневаюсь, что вы помните примерно то же самое. Мертвецы. Много, без разбору. Старики, солдаты… женщины. Людей убивали целыми семьями. В домах и на

улицах. На что я тогда уже много где был и повидал, но тот город, та особая, мёртвая тишина… я её никогда не забуду. И запах. Крови, грязи, разлагающейся плоти, дыма. Ещё вороны. Слишком сытые, чтобы разлетаться. Сидят на крышах и карнизах, на земле, прямо на телах. И ничего нельзя исправить. Совсем ничего: наш отряд прибыл слишком поздно, чтобы прекратить бойню. И огонь. На острове в предместье Карреу дома были из дерева, они горели, зарево застилало половину неба…

— Прекратите! — прохрипела Темери.

Тела из города вывозили телегами. Темери сочли мёртвой и тоже закинули в одну из таких телег, и обод скрипел, и телега покачивалась. А сверху лежала какая-то тонкая тряпица, сквозь плетение которой виднелось серое небо и вороны.

Тряпица… и чья-то мёртвая рука.

— Когда мы потом смогли подойти к пожарищу, там почти нечего было хоронить. Хотите, чтобы это повторилось? Там, в вашем родном Тоненге — а потом и всюду по стране? Вы этого хотите?

— Замолчите! — одними губами прошептала она.

Так не должно быть… так не будет.

Снова.

Он замолчал, как будто услышал последнюю просьбу. Но скорее всего просто сделал паузу, чтобы дождаться ответа.

Темери хотела бы что-то сказать, но ком в горле мешал. Не получалось.

— Мой брат человек чести. — Наконец снова нарушил тишину ифленец. — Вы не будете ни в чём нуждаться, а монахини получат назад городские храмы. Люди смогут снова говорить с Покровителями. Я скажу прямо: я не намерен уезжать ни с чем. Но и не хочу тащить вас в столицу силой. Так что… если у вас есть условие, при котором вы примете предложение моего брата, я готов его выслушать.

Темери наконец посмотрела на ифленца прямо — до того боялась, что раз взглянув, увидит в его глазах окончательный приговор.

Чеор смотрел на неё всё тем же чуть прищуренным взглядом сквозь редкую светлую чёлку. И было понятно, что он действительно увезёт её силой, если вдруг она продолжит упорствовать.

Что же, он честно всё сказал: ему плевать на желания и чаянья потенциальной невесты. Он увезёт её в любом случае. Даже трупом.

Темери поймала его взгляд и улыбнулась улыбкой, которая не должна была предвещать ифленцам ничего доброго.

Может быть, он и заберёт её из монастыря силой. Ифленцы могут всё.

Они — холодные бессердечные пауки, повсюду в мире их сети, укрыться нельзя, негде. Она уже в этих сетях. Но путь в Тоненг долог. А в пути… в пути может случиться что угодно.

Она судорожно вдохнула горчащий воздух.

— Хорошо. Моё слово — этот брак будет фиктивным. И вы, и ваш брат должны поклясться в этом перед лицом Золотой Матери Ленны.

Может ли побледнеть

человек, у которого кожа светла от природы? И можно ли это заметить в полумраке небольшой комнаты? Темери была уверена, что ифленец передумает. И что прямо сейчас, вероятно, её и прикончит. Но нет.

Чеор та Хенвил, выждав несколько мгновений, ответил:

— Брат даст вам клятву при встрече. Что же до меня… клянусь, что не стану претендовать на вас без вашей на то воли. Да и по вашей воле, пожалуй. Достаточно?

Темери опустила взгляд: кажется, она только что назначила день собственной смерти. Ведь там, в Тоненге, наверняка всё ещё живы те, кто участвовал в штурме цитадели. И во всём том, что последовало сразу за штурмом.

Благородный чеор Шеддерик та Хенвил

У Танерретской княжны была, пожалуй, одна положительная черта — она не болтлива. Впрочем, это и всё. Похоже, она с первого взгляда возненавидела чеора та Хенвила. То ли за то, что ифленец, то ли просто потому, что посмел вырвать из такого уютного и тёплого мирка, принуждая отказаться от цели всей жизни — стать монахиней и служить до конца дней этой их золотой богине.

Нет, Ленну чтят во многих землях. Даже на островах есть несколько храмовых святилищ, но только здесь, в Танеррете, выстроен аж целый монастырь.

И только здесь, чтобы выйти из-под покровов Ленны, необходимо совершить сразу несколько долгих обрядов. Хорошо, что тайных, — так что благородному чеору не пришлось на них присутствовать.

Брак должен быть фиктивным… как это было сказано! Словно пощёчиной наградила. Интересно, поменяла бы она мнение, будь тут Кинрик собственной персоной? По нему не вздыхали, разве что, совсем уж пожилые подслеповатые тетушки.

Зима приближалась к переступам, дни стали хмурыми и тёмными. Сейчас на островах и вовсе солнце появляется не больше чем на час и почти сразу прячется в густых облаках. Время, когда рыбаки латают сети, время воспоминаний и долгих вечерних разговоров.

Чеор та Хенвил потратил утро на то, чтобы посетить небольшую гавань, что в часе пешей прогулки от монастыря. Море хмурилось, волны бились о берег так, что пена иногда долетала до самого верха скалы, на которой он остановился.

Эти скалы защищали бухту. Но и в ней шторм погулял не на шутку и успел натворить бед. Пожалуй, совсем не пострадали только лодки, вытянутые далеко на сухой уступ. А одно судёнышко, самое невезучее, и вовсе отправилось ко дну, виднелся лишь кусок кормы и обломок мачты.

Если бы не зима, путешествие отняло бы у него не более двух дней. Но морские демоны непредсказуемы. Так что ехать опять пришлось сушей.

Всё здесь напоминало о доме — суровые скалы, хмурое море, у горизонта исчезающее в дождевом мареве, тёмные деревья и белый снег. Снега, к слову, здесь тоже выпало порядком. Это был липкий случайный снег, из какого дома дети лепят крепости и снежных капитанов. Даже втыкают в угольные рты подобие трубки, а на плечи накидывают «плащ» из цветных тряпок. Чем пестрее, тем веселее.