Проклятие рода
Шрифт:
– Кровь? Вино? Нет! Это могла быть только кровь! – решил трактирщикик. Но тела не было!
– Они забрали ее с собой! – Вдруг мелькнула догадка, принесшая хозяину заведения огромное облегчение. И вся картина чрезвычайно целостно и детализовано возникла у него в голове.
– Здесь на столе, - он еще раз скользнул взглядом по забрызганной кровью столешнице, - они ее насиловали, убивали, затем взяв за ноги, уволокли с собой.
Он повернулся, посмотрел вслед уходившим призракам в латах, и ясно представил, как они волокут за ноги женское тело, как ее голова, едва державшаяся на перерезанной шее, (он даже не сомневался, что они так и поступили, утолив свою похоть, заодно истыкав и порубив плоть мечами), стучала по половицам, подпрыгнула на пороге, оставляя за собой широкий кровавый след. Бурая полоса свидетельствовала об этом.
Трактирщик окончательно успокоился и даже обрадовался. Одной, (да и какой еще!), морокой меньше – избавляться от мертвой шлюхи.
– Поделом ей! – Мелькнуло в голове. – Поганая была семейка! – Про сгоревшую вместе с остальными домочадцами Илвы усадьбу он знал. Недаром шлюха пьянствовала второй день у него в трактире, оплакивая свою мамашу.
Хозяин так развеселился, что решил никого не искать сегодня для уборки, а сам ретиво принялся расставлять разбросанную мебель. Схватив метелку, также быстро и ловко, несмотря на значительное брюшко, в другое время мешавшее движениям, сгреб в несколько кучек черепки, собрал в совок и выкинул на улицу. Той же метлой тщательно размазал по полу пятна неизвестного происхождения. Про кровь старался не думать, иначе мысль материализовалась в «ароматы» скотобойни, приторно щекотала ноздри, подозрительно бурчала в желудке, а слюна превращалась в горьчайшую желчь, колом застревавшую в горле.
Позднее, страшную историю, разыгравшуюся в трактире, как он утверждал прямо на его глазах, с удовольствием пересказывал всем интересующимся, с каждым разом, на ходу приукрашивая ее новыми ужасающими подробностями, от которых у вопрошавших волосы вставали дыбом и глаза вылезали из орбит. А трактирщик лишь крестился и завершал свое повествование неизменной фразой:
– Как сам спасся, до сих пор не ведаю! Святая Дева Мария – заступница уберегла.
Столь же живописно о тех кровавых событиях поведал кабатчик и заглянувшему в его заведение незнакомому приезжему пастору. Священник выглядел очень солидно, его на вид скромная черная сутана была сшита из отменного материала, это подчеркивало высокий ранг гостя, оттого визит удивил старика, посчитавшего странным появление подобного служителя Господа в столь неподобающей обстановке. Еще более странным показался кабатчику неподдельный интерес священника к самой убиенной и растерзанной шлюхе Илве. Однако, хитрец тут же сообразил, что появление пастора не иначе, как связано с тем самым процессом ведьм, предшествовавшим приходу диких немецких ландскнехтов, и судом, который закончился весьма странно – одну ведьму освободили, зато арестовали преподобного Хемминга, а его помощника вздернули вместе с тремя проходимцами, обвиненными в святотатстве и надругательстве над трупом, кстати родного дяди той самой шлюхи, что завершила свой блудный жизненный путь у него в трактире. Не иначе приезжий пастор будет что-то расследовать дальше, как инквизиторы из Стокгольма. Не иначе он из одной с ними компании, хотя те выглядели настоящими католическими монахами, а этот явный последователь Лютера. Погруженный в свои сложные умозаключения служитель Бахуса даже не обратил внимания, как сжались в отчаянии пальцы приезжего священника, какая смертельная бледность залила его лицо, когда он дослушал до конца ужасный рассказ.
Трактирщик попытался было разузнать истинную цель приезда незнакомца, предложил попробовать вина из своих личных запасов, намекая на особое расположение и уважение к столь знатному посетителю, и даже с излишним усердием несколько раз провел тряпкой по прилавку, вытирая невидимую пыль, но пастор Веттерман, а это был он, разочаровал хозяина. Справившись с волнением, Иоганн продолжил расспрашивать трактирщика:
– Что с ее семьей? В городе говорили, что ее родные погибли…
– А-а-а, - махнул рукой старик, по его разумению речь шла о чем-то не стоящем даже упоминания, - сгорели дотла вместе со своей усадьбой. Допились наверно. Беспутные люди, святой отец, все равно рано или поздно отправились бы в ад, в тоже пламя. Правда, люди поговаривают, - трактирщик понизил голос и придвинулся поближе к священнику, - что мамашу-то успели повесить англичане, что были здесь с монахом-доминиканцем… Ну, вы понимаете о ком речь? – Хозяин явно намекал на осведомленность пастора о судебном процессе и его исходе. Он по-прежнему увязывал появление Веттермана именно с продолжением следствия.
– Да-да… - Рассеянно кивнул головой пастор, но мысли его были о другом. – А большая была семья у нее? Сколько человек погибло?
– Хм, - нахмурил лоб трактирщик и, отложив тряпку, стал загибать пальцы, - мамаша этой, раз, - он мотнул головой в зал, как будто там лежало тело Илвы, - и два пьяницы, Олле и Калле. Их мужья.
– А мальчик? Я слышал, что после того, как Илва вышла замуж, у нее родился сын? Что с ним?
– Андерс! Точно! – Старик хлопнул себя по лбу. – Про него я и забыл. Смышленный мальчишка. – Трактирщик одобрительно покивал головой. – Не то что эти… - Он хмыкнул презрительно.
– Что с ним? – Веттерман повторил вопрос.
– Так с ним ничего не случилось. Он уехал… или его увезли… - Развел руками хозяин. – С тем самым монахом и англичанами…
– Вы ничего не путаете?
– Нет! – Уверенно кивнул головой трактирщик. – Подзабыл малость сначала. Старею… Да и сами знаете, святой отец, что тут у нас творилось… А мальчишка, точно уехал. Люди видели, как он садился в повозку к англичанам.
– Сирота теперь… Круглый сирота остался… - Задумчиво произнес Веттерман.
– Круглый или нет, вот этого я вам не скажу! – старик опять взялся за тряпку и начал до блеска натирать свой прилавок.
– Что вы имеете в виду? – Не понял его пастор.
– А то! – Трактирщик вновь отбросил тряпку в сторону, скрестил руки на груди и посмотрел с усмешкой на пастора, готовясь произнести то, что по его разумению должно было смутить служителя Господа. – Она, Илва, была шлюхой до своего замужества. Кажется в Кальмаре… - При этих словах Иоганн вздрогнул и весь напрягся. Старик наморщил лоб, припоминая, даже губу оттопырил в задумчивости. Потом уверенно тряхнул головой: «В Кальмаре. Точно!» И продолжал:
– Так она не только с деньгами оттуда вернулась, видно хорошо «потрудилась» под матросами - раздался скабрезный смешок, - но и с икрой… - трактирщик вызывающе посмотрел на пастора, мол, как ему эти подробности.
– С какой икрой? – Веттерман не понимал иносказательной речи хозяина.
– Да почти в подоле принесла! – Выпалил старик, удивляясь недогадливости священника. – Замуж-то она выходила с пузом, как у меня. – Он похлопал по своему животу, напоминавшему добрый пивной боченой. – Этот дурачок Олле женился на ней из-за денег, да шиш ему, что досталось. У ее мамаши не забалуешь. Вот уж ведьма была настоящая, прости Господи. – Перекрестился. – Да и она под стать мамаше, то с одним, то с другим… - хозяин хотел было дальше пуститься в рассуждения о распутстве Илвы, но пастор перебил его:
– То есть… - Веттерман вдруг начал осознавать всю важность услышанного, - вы хотите сказать, что из Кальмара она приехала уже беременной? – Пастор чуть не задохнулся от волнения. Ведь возможно это его сын! Это их с Илвой сын! Боже! Это его, Иоганна Веттермана, сын!
– Ну да! А я о чем вам, святой отец, толкую? Там, еще в Кальмаре, понесла от кого-то… Люди сказывали, что чуть ли не от монаха или священника… так мальчишка болтал… В общем, спуталась с кем-то из вашего брата-церковника, а в те времена подобное запрещалось. Видимо вместе нагрешили… Ну ей-то не привыкать, а вот какого-то монашка сбила с пути Господнего. Может и деньги, что тогда у нее были, от него привезла. Небось, откупался за свой грех.
– Хмыкнул в бороду. – Только впрок не пошло. Говорил же я вам – семейка никчемная, хотя и пытались что-то наладить, пару лодок купили, сарай для них поставили, снасти разные, мол промыслом займутся муженьки ихние, да все в пустую… Сгнило… пропили… - Трактирщик вдруг пристально посмотрел на Веттермана. В его застарелых мозгах зашевелилась какая-то догадка, но тут же и погасла – сколько лет-то прошло!
Последние фразы старика остались без внимания. Веттермана охватило волнение:
– Нужно срочно возвращаться в Стокгольм! Чем быстрее, тем лучше! Постараться найти мальчика там. – Пастор положил на прилавок серебряную монету, и, пробормотав что-то невнятное на прощанье, стремительно покинул заведение.
– Святоша! Вина так и не выпил! – Скривился в презрительной усмешке трактирщик, забыв о том, что еще полчаса назад был вовсе удивлен визитом священника. Даже оставленная серебряная монета не произвела на него впечатления. Он просто смахнул ее в широкую заскорузлую ладонь и сунул в карман, не разглядывая. Его гордость была ущемлена. – Преподобный Хемминг не брезговал моим заведением, не говоря о его помощнике Йоране. Тот был вовсе не дурак выпить… Хотя… - Старик прикусил язык, вспомнив о виселице, где еще болтались высохшие тела казненных.