Проклятие рода
Шрифт:
– Боже, но он еще совсем ребенок! – Она всплеснула руками.
– Девять лет. – Гилберт пожал плечами. – В конце - концов, королю виднее. Это его сын.
– Но наш Бенгт…
– Бенгту шестнадцать. Он уже солдат короля и обязан подчиняться приказам. А я не просто его отчим, я его капитан.
– Я прошу тебя, Гилберт, не отпускай его от себя ни на шаг! – Взмолилась Улла.
– Конечно, дорогая. – Он обнял, нежно поцеловал жену, чуть отстранился и внимательно посмотрел на нее. Она совсем не изменилась с той самой их первой встречи. Чуть-чуть морщин, которые появлялись, когда она хмурилась. Но, скорее это был не возраст, а переживания, что выпали когда-то на ее долю. Ведь он спас ее! Конечно, не без помощи отца Мартина, но он всегда знал, что, не раздумывая, отдаст жизнь за нее, за Бенгта, за дочь Аннику.
– Что там в Смоланде? – Улла не могла успокоится.
– Восстали бонды. Во главе с каким-то Нильсом Дакке. Они прячутся в густых лесах и всегда нападают внезапно и также внезапно исчезают. Как сквозь землю проваливаются. Еще бы! Им знакома каждая тропинка, каждое болотце. Король бросает на них немецких ландскнехтов, они уходят в лес и не возвращаются оттуда, словно их утаскивают волки. Мятежников так и прозвали «лесные воры».
– Но почему в этот раз Густав берет с собой всех? Когда восставала Даларна англичан оставляли в замке. Я беспокоюсь за Бенгта! – Призналась жена.
– А обо мне ты не беспокоишься? – Гилберт громко рассмеялся.
– Ах, любимый, конечно беспокоюсь. Но когда я знаю, что с тобой рядом Уорвик, Дженкинс, Томас и остальные друзья, мне как-то легче это все пережить.
– Можно подумать, что Бенгт не с ними!
– Да, прости, дорогой, я совсем забыла.
– Ты забыла, что он не мальчик уже, что он… - Тут Гилберт прикусил язык, чуть не проговорившись о поединке с ландскнехтами, из которого они с Бенгтом вышли победителями. Улла этого бы никогда ему не простила.
Реформы Густава набирали ход, ужесточались. Король окружил себя советниками – немцами, которые теперь в старой доброй Швеции настраивали все на свой лад. Их замыслы централизовать все и вся находили полную поддержку короля. Помимо власти и безоговорочного подчинения своих подданных, Густав лез буквально во все стороны их жизни – когда сеять, когда жать, когда молотить, когда варить пиво. Еще немного и страна должна была бы подниматься и ложиться спать строго по королевским указам, сочиненным бойкими немецкими юристами – Конрадом фон Пюхго и Георгом Норманом. Да, да, именно тем самым Норманом, который посредством пастора Веттермана был призван в качестве воспитателя юного кронпринца Эрика. Но честолюбивого выходца с острова Рюген эта роль не устаивала. Он видел себя гораздо выше – рядом с королем, а не малолетним принцем. Вовремя подвернулись возвращавшиеся из Виттенберга новоиспеченные магистры богословия - Мартин Тейтт и Микаэль Агрикола…, господин Нортон уже замолвил словечко перед Густавом, оставив первого вместо себя воспитателем маленького Эрика, второго отправив в Турку ректором кафедральной школы, а сам превратился в королевского советника. И здесь его интересы столкнулись с интересами другого немца – Конрада фон Пюхго, служившего ранее самим Габсбургам, оттого смотревшего на доктора права прибывшего из Штральзунда с явным высокомерием. Споры между ними были столь ожесточенными, что Густав сам был вынужден развести советников в стороны, поручив одному дела мирские, а Нортону – духовные. Теперь бывший воспитатель кронпринца стал суперинтендантом и фактическим главой церкви, ибо держал в своих руках все ее финансовые нити, от него зависели, как поступления в казну, так и дела сугубо внутренние, вплоть до назначения на кафедру или приход. Кто быстрее расставался с деньгами, тому и доставалась благосклонность суперинтенданта. Но для самого Нортона главным было королевское расположение, а добиться его можно лишь наполнением казны. Следовательно, Нортону предстояло выискивать все новые источники доходов, вызывая гнев и сопротивление духовенства. Облагодетельствованному Агриколе было тут же поручено осуществить перепись всего имущества капитула Турку, как, впрочем, и по всем диоцезам королевства, из собираемой десятины 2/3 теперь забиралось в казну, доходы епископов сократились в два раза.
– Десятину нужно забирать полностью, а пасторам платить из казны. Зачем им столько серебра? Оставить по одной чаше причастия на церковь! И пусть шведы возьмут пример с финнов и выкупают свои колокола, если они им так дороги, что крестьяне готовы бунтовать. – Советовал Нортон королю. – Все диоцезы разделить, чтобы увеличить число епископов, а в скором будущем и вовсе их упразднить, назвав, скажем, интендантами. Ведь если, как учит доктор Лютер, за властью епископов нет схождения Святого Духа, то чем они отличаются от остальных клириков? Чем больше епископов, тем меньше их капитул. И еще! Когда умирает кто-то из членов капитула, то его должность не замещается, а доходы пополняют казну. Они считают, что если перестали платить дань Риму, то платить налоги королевству не столь обязательно. Главный противник – консерватизм церкви и ее приверженность старой католической традиции набивать собственную мошну! Главой церкви, верховным епископом – summus episcopus должен быть только король Густав, по примеру всех германских княжеств!
В этих вопросах Нортон находил полную поддержку даже у своего противника Конрада фон Пюхго. Упсальский архиепископ Лаврентиус Петри после громкой отставки брата, едва не завершившейся казнью, всего боялся и всегда действовал только с оглядкой на суперинтенданта. Церковь хоть и противилась, но выступить против Нортона, а, значит, и короля, не смела.
Другое дело бонды и мелкое дворянство, роптавшие против вмешательства Густава в их, как они считали, личную жизнь и хозяйство и постоянно напоминавшие о прошлых вольностях. Хитрый король понимал, что без знати тут не обошлось, но налоги в казну были необходимы, как воздух.
– Неблагодарные и упрямые подданные! – Возмущался Густав. – Они не видят, что за годы моего правления все горы, долины, луга и поля стали полны изобилия. То ли было под датчанами? Мои опытные советники приобщили отсталых шведов к управлению, показали, что такое настоящее римское право. – Здесь король лукавил. Хитроумные немецкие юристы очень ловко обыграли понятие «оскорбление Величества», что позволяло отныне устранять любого недовольного королевской властью.
– Я слышала, что недавно на площади объявляли очередной королевский указ. – Вдруг вспомнила Улла. – Сено должно быть скошено во всем королевстве к дню Св. Улофа, а зерно обмолочено к дню Св. Варфоломея. И еще что-то говорили о католических пережитках – теперь в субботу можно сеять, а в четверг - прясть. Это правда?
– Да, Улла. Нашему королю есть до всего дело. Я рассказывал тебе, как Густав забирался на пришедший корабль и лично проверял все привезенные товары. Отчего бунтуют крестьяне Смоланда? Оттого, что король со своими советниками запретил им торговать мясом и молоком с датчанами. Отныне они должны платить пошлину.
– Вы уходите завтра?
– Да, на рассвете.
– Я приготовлю сейчас все необходимое. Вчера было слышно, как грохотала конница.
– Это ушли немцы. Их повел Стенбок. Мы выступаем позднее, как резерв.
– Как резерв? – Улла даже заулыбалась. – Что же ты раньше не сказал?
– Рассчитываешь, что нам не придется вступать в бой? – Усмехнулся Гилберт.
– Да! – Быстро ответила жена, и уже поднимаясь по лестнице, добавила.
– Я быстро, а тебе пришлю Аннику, а то она совсем не видит отца.
Ох, этот очаровательный белокурый чертенок! Пока мать собирала мужа и сына в дорогу, Анника заставила отца подбрасывать ее в воздух, заливаясь журчащим смехом.
– А этот… предводитель мятежников… как его? – Спросила вернувшаяся Улла и забрала разыгравшуюся девочку к себе на руки. Анника возмущалась, сопротивлялась и даже расплакалась, но мать видела, что Гилберту, одетому в латы, совсем нелегко давались детские забавы. Кончилось тем, что Улла позвала служанку и отдала ребенка ей.
– Нильс Дакке.
– Кто он?
– Говорят простой крестьянин. Но сдается мне, что это не так. – Покачал головой Гилберт.
– Почему?
– Для простого крестьянина он слишком хорошо воюет. Осадил и взял одну крепость, сейчас, по слухам, ведет осаду Стекеборга. Возможно, он из бедного рыцарства, набравшийся боевого опыта где-нибудь в Европе, может в Дании. Король за всеми мятежами видит датчан.
– И все?
– Ходят слухи, что он вел переговоры с самим Сванте Стуре и предлагал ему возглавить мятеж, чтобы стать королем, как его знаменитые предки, вернуть на престол династию.