Проклятие рода
Шрифт:
– Я все их страны прошел, во всех храмах молился, я что по-твоему тоже на еретика похож? Одной Богоматери, одному Спасителю молимся, одним крестом крестимся! – Зло ощерился казак. – Басурман ему что ль мало? Вона, мы казаки, каждый год под Азов ихний ходим, татар ногайских, аль крымских бьем. Отчего ж на них-то рать не двинуть. Аль не хочет ваш Иоанн своих басурман на других басурман посылать?
– Он такой же мой, как и твой. – Сенька начал наливаться злой обидой.
– Да не надувайся ты! – Хлопнул его по плечу казак. – Вона, глянь, что-то наш атаман в раздумья погрузился, да никак не выплывет. Эй, Кудеярушка, о чем мыслишь?
– На Дон вам уходить надобно. – Глухо отозвался атаман. – Там меня обождете.
– Э-э, - протянул Болдырь, - ты чего удумал? Чего от товарищей своих верных утаить решил?
– К свеям подамся. Предупредить надобно!
– Так и мы с тобой! – Взмахнул руками Болдырь.
Но Кудеяр поморщился.
– Нет. Разных людей набирать будут с Новгорода. Небось не токмо детей боярских, всех потащат, тяглых, купеческих. Не хочу, чтобы ватага моя, где почти одни новгородцы, грех на себя брала. Даром мы земли ваши завсегда стороной обходили? Слово мое атаманское последнее – на Дон идти вам.
– А я? – Удивился искренне казак. – Царь христианский на христиан пошел, нечто терпеть басурманство этакое буду. Нет уж, атаман, ты, как хочешь, одного не пущу. Ватага, верно, пущай на Дон вертается и ждет нас. А мы быстро управимся! У меня ведь и та грамота от лыцарей мальтийских не истлела еще. Пригодится!
– Ладно, Болдырь, уговорил. А ты, Семен, не обессудь, коль кто из друзей твоих там голову сложит по моей вине.
– Да, ладно, чего уж там… - Потупил глаза Опара. – Все едино, связаны мы с тобой, атаман, накрепко. Кровью.
– Какой дорогой пойдет войско, не ведаешь?
– От Новгорода путь один. К Неве - реке. Там погост есть Спасский. На ином берегу Сельцо Усть-Охта зовется. Оттуда дорога на Выборг свейский. Первая крепость в тех краях. Крепка. Сколь раз ходили на нее в былые времена – не взяли!
– Думаю и ныне зубы обломают. – Кудеяр прищурился не по-доброму.
– Чрез Новгород не ездите. От Твери на Тихвин сворачивайте, там к Орешеку, от него на Усть-Охту. Воеводам скажете, что на Коневец идете, Божьей Матери поклониться, аль к старцам валаамским.
– Дельно! Значит, до Твери вместе завтра поскачем.
– Так сочельник! Пост. – Попытался возразить казак. – В храм собирались…
– Некогда! После отмолишь.
– Ну, уж вы как хотите, а я ныне же сбегаю! – Не согласился Болдырь. – На путь дорожку, на дело благое, успею и свечку затеплить и благословение у попа исхлопотать.
– Собирайся только поторапливаясь!
– Мне собраться – рот закрыть. А там - на конь и с Богом!
Богомольная грамота, данная атаманами донскими, послужила хорошо. В Орешек вошли в темноте февральского вечера, с толпой смешавшись, лошадей ведя под уздцы, никто и не спросил. Зато поутру, как светать стало, народу прохожего поубавилась, пара верховых, да с оружием, не могла не привлечь внимание крепостной стражи. Тут-то грамота донская и пригодилась вновь. Сотник из караула ореховецкого, что башню воротную охранял, покрутил бумагу в руках, буркнул:
– Не во время молиться собрались, богомольцы.
– Для Бога всегда есть время! – Назидательно ответил Болдырь.
– Видать грехов у вас немерено? – Огрызнулся сотник. – Аж невтерпеж в Коневецкую да Валамскую обители? Воры, небось? Надобно вас до воеводы свести.
Болдырь хотел было что-то резкое кинуть, но Кудеяр придержал казака. Стражник пожилой вмешался:
– Я, сотник, казаков под Казанью видел, когда с государем нашим ходили. Истинные христиане. Опосля боя, первым делом молитву творили, да пост блюли, поелику хотя и басурман били, а все ж человеки они…
– Сусар Федоров ходил с казаками. – Хмуро добавил Болдырь.
– Верно. Так ватамана вашего величали. – Подтвердил старый воин.
Сотник, уже повернувшись к ним спиной, не глядя отдал бумагу и махнул стражникам, мол, пропускай.
За ворота выскочили, осмотрелись. Болдырь глянул на поднимавшееся с востока светило, показал в другую сторону.
– Туда!
Дорога впереди была пустынна, лишь вдали виднелись сани с одиноким возницей.
– Спросим у него. – Кивнул атаман. Отдохнувшие за ночь кони быстро догнали крестьянские розвальни.
– Куда путь-дорогу держишь, православный? – Миролюбиво спросил атаман. Пожилой, по виду за шестой десяток, крестьянин посмотрел исподлобья и настороженно, мельком на ворота крепостные оглянулся, откуда выехали молодцы, а рука все равно на топор легла. – Да, не боись, нас. – Успокоил его Кудеяр. – Войско ныне в поход собирается, вот мы в голове его и едем.
– Шиши знамо? – Деловито спросил возница. Настороженность вмиг улетучилась. Улыбнулся широко и добродушно.
– Казаки мы! – Буркнул зло Болдырь, не поняв смысла слов.
– Не серчай, мил человек, одно, шиши, коль вперед войска скачете. Знамо дорогу проведать.
– А-а-а… - Протянул казак.
– Так куда путь-дорогу держишь, добрый человек. – Повторил свой вопрос Кудеяр.
– Известно куда. Домой поспешаю.
– А живешь-то где?
– Да в Сельце Усть-Охте. Вона войско идти чрез нас собирается, надобно при хозяйстве быть, иначе беда приключится. И так оберут последнее, а не доглядишь, и вовсе разграбят.
– Ну, так и мы тем путем. Втроем веселей будет. Заодно, про места ваши расскажешь.
– Что ж не поведать! Тайны в том великой нет. – Развел руками крестьянин.
– Как звать-то?
– Ондрейка Федков сын Дмитров.
Друзья назвались тоже и поехали далее, пристроившись сбоку. Потекла беседа неспешная.
– Сельцо-то большое ваше?
– Сельцо-то… да, как сказать. – Призадумался мужик на мгновение, и разговорился. – Восемнадцать дворов наберется. Нас, пашенных, четверо… - стал загибать пальцы, перечисляя – мы - Дмитровы, еще Демеховы, Офонасовы, да Васильевы. Иные – поземщики. Пристань корабельная имеется, да церковь Архистратига Михаила. На том берегу сенокосы наши, на острове Сундуе. По две сотни копен ставим за лето. Эх, и пропадут ныне… - Горестно махнул рукой, но продолжил. – Тони рыболовные тоже имеются.