Проклятие рода
Шрифт:
– Все в руках Господа! – Тихо отозвался Веттерман. – Так всегда говорит мой отец.
– Чего-то они затевают… - Протянул Болдырь, подперев подбородок рукой – локоть в луку седла. Из-за спины Кудеяра казак рассматривал, как солдаты и финские крестьяне-ополченцы обвязывают веревками доставленные в Кивеннаппу пушки, затем стаскивают с саней, изготовившись поднимать на земляные валы крепости. – Никак здесь отсидеться разумеют? А, Кудеяр? Чего мыслишь? Да, татарва сожжет их заживо, стрелами закидает!
– А ты что предлагаешь? – Обернулся к нему атаман.
– Снять все пушки из крепости, растащить по лесу, схоронить в местах укромных, да вдарить с боков, когда татары по дороге тащиться будут! А с головы ихней панцирной конницей атаковать. Вмиг татарва назад кинется. Ох, не любят они в клещи попадать. Им бы чисто поле, налететь со всех сторон, покусать, побить, полон взять и назад откатиться. А тут одни узости. Сами в них втянутся. И чего в этой крепости доброго? Ну, если даже Господь сподобит, отсидятся солдаты в ней, хотя не верю, так один черт, татарва по всем деревням смерчем пройдется, все спалит, все пограбит, людишек за собой утащит.
– Так ты предлагаешь вдоль дороги засады с пушками расставить?
– Ну так! Рассечь татар, избить огненным боем.
Кудеяр тронул коня, оставляя Болдыря на месте, и направился к коменданту. Ульфспарре сперва был недоволен, что его отвлекают, но по мере рассказа, стал вслушиваться внимательно, задавать вопросы, бросая время от времени удивленные взгляды в сторону казака, по-прежнему невозмутимо склонившегося к голове лошади. Наконец, рыцарь стянул с себя шлем, вытер вспотевшую от волнения голову рукавом полушубка, приказал подать коня, поднялся в седло и решительно направился к Болдырю, пригласив Кудеяра с собой.
– Поговорим с твоим товарищем, а ты поможешь переводить.
Доехав до казака, приказал, а Кудеяр перевел:
– Рассказывай, что мыслишь, иноземец.
Болдырь хмыкнул, распрямился:
– Не отсиживайся в крепостце, воевода. Пожгут и ее и все деревни в округе. Подбери местечко, где дорога изгибается, да вниз уходит. – Казак плетью полукруг описал в воздухе.
– Знамо, они на подъем будут идти. Слева-справа две балочки под снегом присмотри. Расчисти и укрой там конницу. На дорогу поставь ландскнехтов с копьями. Десятка три – не больше. За ними две пушки. Передовой отряд татар наскочит и отбежит, чтобы лавой собраться и вновь пойти. Твоя пехота расступается, и пушечки бьют огненным боем, после вновь сомкнись, остриями пик ощетинься. Это про голову московитскую, аль татарскую, как хочешь называй. Теперь далее. Сколько их, атаман?
– Тыщи две-три, не больше. – Подсказал Кудеяр.
Казак зашевелил губами, задрал голову к небу, что-то подсчитывал. Потом скосил глаз на атамана:
– Сколь в версте саженей, да аршин?
– Пятьсот саженей иль полторы тыщи аршин.
– О! – Казак поднял палец к верху. – Дорога не широка. Больше пяти конных в ряд не пойдут. Клади на каждый пяток по три сажени, в сотне двадцать пятаков – шестьдесят сажен, в тыще – шестьсот, в трех – тыща восемьсот. Добавь еще двести сажень на обоз, пехоту малую - охранение воеводское, выходит две тыщи саженей, аль четыре версты на все войско ихнее. А теперича, свейский воевода, смотри сюда. – Казак легко спрыгнул на землю, оборвал несколько веток с ближайшей осины, стал раскладывать на снегу, поясняя. – Длинная кривая ветка – дорога, по бокам дели на четыре версты, на каждую ставь по пушке, - веток наломал, крестами обозначил, - чередуй – слева-справа по пушке. С ними крестьян, да остатных солдат укрой. По голове первые вдарят, то сигнал общий, остальные пусть палят, страху нагонят – жуть! Да не ядрами заряжай, а жеребьем разным, покалечит сильнее. Зарядов много не бери. Одного хватит, боле палить времени не будет. Вдарили, а к ним вслед из самопалов, да луков ваших, и в ножи-сабельки их резать. Больше палить нельзя – своих побьете. Конница твоя, воевода, из балочек выскочит, за ней пехота потопает, остальные с боков навалятся. Опрокинется татарва, вспять побежит. Токмо отрезать их не надо, путь назад открыт должен быть – быстрее сбегут.
– То есть, - уточнил Ульфспарре у Кудеяра, - твой спутник полагает, что необходимо всю артиллерию выводить на дорогу?
– Именно так! – Подтвердил атаман.
– Укрытия хорошие пусть приготовят. Лапником там, снегом присыпать. Да твои мужики знают, как в лесу схоронится. Видал. – Казак вспомнил встречу с финнами.
– Чтоб с дороги ни-ни, а сами московиты, как на ладони. Для прицела верного.
Комендант опустился на одно колен, долго молчал, внимательно смотрел то на казака, то на разложенные им по дороге ветки, думал – рисковать или нет. Потом вздохнул и поднял глаза вновь на Болдыря:
– Место сможешь подобрать?
Казак, выслушав перевод, кивнул:
– Отчего ж не присмотреть.
– Как далеко от Кивеннапы полагаешь выбрать позицию?
– Чем к рубежу ближе, тем разорения меньше. Да и твои мужики злее будут, коль за спиной кров родимый. А то, вона, гляжу, - Болдырь показал на вереницу саней со скарбом, вытягивающуюся из-за сопки с восточной стороны, поверх пожитков сидели бабы с ребятишками малыми, за санями, протяжно мыча, шли коровы, - небось, уже велел все бросать, да за стены прятаться?
– Приказать вернуться?
– Пущай покудова здесь останутся. Никогда до конца не ведаешь исхода битвы. – Вмешался Кудеяр. – А мужикам и в правду поясни – коль побьют московитом, то и дворы свои уберегут.
– Хорошо! – Решился Ульфспарре и рывком поднялся на ноги. – Подождите меня здесь. – Сел на лошадь и отъехал к своим солдатам. Отдав нужные приказания юному прапорщику, продолжавшему заниматься пушками, остановил разгрузку, что-то объяснил крестьянам, отчего те дружно закивали головами и вернулся обратно к Кудеяру с Болдырем. – Едем!
Проезжая версту за верстой, казак по-птичьи вертел головой, непрестанно оглядывался, всматривался, хмурился, но ничего подходящего найти не мог. Миновали Полвисельку, где словно грибы по болотным кочкам-холмам, расселись крестьянские избы. У каждой горушки свое имя – по хозяину: на Ахтиайсмяки живет Ахтиайнен, на Илосмяки – Илонен, на Халосмяки – Халонен. Завидев коменданта с двумя всадниками, со дворов выходили мужики, вооруженные чем попало, те самые Ахтиайнены и Кукконены, Илонены и Сеппенены, Скютте и Халонены, Суси да Соно, вниз спускались. Шапку никто не ломал, смотрели молча, не здороваясь, но вопрос «что дальше?» глазами был задан.
– Здесь ждите! Буду возвращаться все скажу. – Бросал им на ходу комендант, не останавливаясь.
Мужики кивали и неторопливо взбирались обратно.
За Полвиселькой миновали Иоутсельку. Те же сопки с дворами, те же мужики с самодельными рогатинами, топорами и луками. Кое у кого были мечи, засунутые за пояса, невесть откуда мелькнула алебарда.
– До рубежа полмили. – Предупредил Болдыря комендант.
– Пять верст осталось. – Пояснил казаку Кудеяр. Тот быстро оглянулся по сторонам, прищурился, посмотрел вперед-назад и хлопнул себя ладонью.