Проклятие рода
Шрифт:
– Вольно живете? – Поинтересовался Болдырь.
– Да не жалуемся. Что далее будет – не ведаю. На все воля Божья. – Сняв шапку, Ондрюшка сотворил знаменье.
– Прежде земли наши за боярами новгородскими были – Грузовыми, да Офонасовыми, покудова дед нынешнего великого князя, то ж Иван Васильевич, последнего наместника из ихнего рода, Тимофея Остафьевича, оковав железом, на Москву не свез. С тех пор, отец мой сказывал, про них не слыхали. Тяжко при них было. Голодали. Иной год кору сосновую ели, мох с листвой варили. – Крестьянин нахмурился, вспоминая. Замолчал ненадолго, после продолжил под скрип полозьев.
– На том берегу еще Спасское имеется. То боярщина Хорошеевых - Семена, Грида, Третьяка, да Данилки. Пять обжи земли у них. Токмо туго им придется ныне. Туже нашего.
– Отчего ж?
– От Сельца нашего дороги расходятся на Орешек, Корелу и Выборг свейский. От Спасского – на Новгород. С Орешека и Корелы не слыхать было, чтоб воев в поход призывали покудова. Знамо, одни новгородские пойдут, у них в Спасском станут, чрез наш берег переправятся по льду и далее. Но беда-то не в том!
– А в чем?
– По кормам судя, что Хорошеевым заготовить сказали, дружина пешая новгородская невелика, сотни две, не более. Нам-то тоже сперва грамоту привезли, чтоб мол готовили. Я чего и в Орешек к воеводе бить челом ездил. Просить смилостивится. Урожай нынешний не ахти был. Слава Господу, сподобил. – Мужик скинул шапку, перекрестился, да опять треух свой заячий напялил. – Отменил воевода ореховецкий поход свой. Одни новгородцы пойдут. А с ними татарва. Вот где страху-то натерпеться придется! Не дай, Господи! – Мужик вновь сорвал шапку, еще разок знамение сотворил.
– Много ль татар?
– Сказано нам, почитай половину сена нашего и хорошеевского заберут, да овса без трех сотен тыщу четвертей. Вот и считай. Ежели по зимнику, татарам два-три дня ходу до Выборга. Знамо, на пару дней и набирать будут. Следующие корма в тамошних краях отымут. С две тыщи их наберется. – Уверенно заявил Ондрейка. – Басурмане! Нечто без них воевать не можем? Сказывали, великий князь московский, что царем теперича зовется, многих под свою руку принял.
– Да. Казань с Астраханью татарские взяли. – Откликнулся Болдырь.
– От, то-то! Надобно ли это? Усмирить, дабы не озоровали, не разбойничали – одно, под себя – иное. Татарву-то мы здесь видывали, хоть и не часто. Все, как один, воры! – Разгорячился крестьянин, но тут же опасливо посмотрел на своих спутников и добавил. – Вот мой язык дурной, нечто мне судить о делах государевых, - и посмотрел вопросительно на Кудеяра и казака, что, мол скажут.
Атаман промолчал, в думы погруженный, а Болдырь усмехнулся:
– По мне басурмане лучше, чем люди великокняжеские. С татарвой проще – бей без опаски, с того спросу мало. А зашибешь кого из царских… в воры тут же запишут.
– Верно глаголешь. Ныне и у нас грозятся двор государев поставить. – Тут же согласился Ондрейка. – Токмо, татарва, как мураши лезет, отбиваться тяжко.
– Давить и топтать проще! – Отозвался казак.
– А что со свеями? – Вдруг спросил Кудеяр. – В разладе вы, в обидах?
– Мы – нет! – Решительно мотнул головой крестьянин.
– Иные - не знаю. Сказывали, с Корелы мужики все межу с ними делят. Одних побили, прогнали, те, в ответ, разграбили, пожгли, наши собрались отмстили, те кого-то поймали и сказнили, и так раз за разом. Вот ныне войско идет. Обиду за тех мужиков на себя великий князь принял. Вона как! Война… - Мужик погрустнел.
– А вас, выходит, свеи не трогают?
– Нас-то? Нет. Отец мой сказывал - приходили давно, боле полста лет назад, бусы чужие, пожгли-пограбили, но не свеи. Немцы какие-то другие.
– Почто знаешь, что не свеи?
– Так те немцы и свейских купцов побили. Отец сказывал – две лодки забрали у них с людьми и товарами. Пеши свеи ушли в Выборг, своему наместнику жаловаться. Что с ними воевать? Дорог много, купцы ездят, плывут, товары везут. Знай, покупай, меняй, продавай, живи… Ох, не время воевать ныне!
– Из-за поста что ль? – Полюбопытствовал казак.
– Нет! – Мотнул бороденкой Ондрейка. – Самое время лес валить, стволы стаскивать, поле новое зачинать. Худа больно землица наша. Одно бросать, другое расчищать надобно. Коль лес молодой рубить, пару-тройку лет урожаи сымать можно, коль постарше лет на полста, вдвое больше. Деревья свалить, да стволы вытащить, по весне выжигать. С местом не промахнуться главное. Не приведи Господь на торфяники нарваться! Не потушишь вовек. Так и будут чадить. Выжечь, межой огородившись, да россыпи каменные убрать. Ан нет, каждый год по весне каменюги заново всходят, будто змей их сеет, яко зубы свои. Корчевать после… Страшна работа. – Крестьянин аж головой закачал. – Сколь людишек на том надорвалось… А уж опосля токмо сеять, да сперва до четырех разов сохой пройдись, пяток разов оборонись, и тогда запахивай. Скородьбой не насеешь, заскорежится семя. Навозу бы, да скота маловато. Так и живем…
– Что ж и скота совсем мало? – Удивился Болдырь.
– Да есть коровенки, да лошадок немного… - Уклончиво отвечал старик.
– Из плена басурманского шел чрез немецкие, да иные земли, видал, как тамошние крестьяне зимой под ярь вспахивают. Про снега, да морозы и вовсе они не слыхивали. – Заметил казак.
– Нечто так бывает? – С удивлением оглянулся на него Ондрейка. – Райская поди землица. То благодать Божья, не иначе!
– Все едино плачут людишки тамошние. У них своих князей, да бискупов хватает. Обирают до нитки, до зернышка, до ягодки.
– Видать везде правды мало. – Грустно заметил Ондрейка.
– У нас своя правда, казачья. Нам иной не надобно. – Приосанился Болдырь, глянул на примолкшего Кудеяра. – Верно говорю, атаман?
– Истинно. – Отозвался не сразу.
Дорога была пустынная. Ни одной живой души за день не встретилось. Как стемнело, в лесу ночевку устроили. Костер большой от волков, да для обогрева развели. Лошаденку крестьянскую выпрягли, своих вместе с ней к саням привязали, овса шедро всем троим отсыпали. Кудеяр с Болдырем снедь богатую из торбы походной достали, накормили Ондрейку сытно. Удивился крестьянин:
– Пост ведь, а вы скоромное…
– На походе можно. – Важно ответил казак, отдирая еще крепкими зубами волокна вяленого мяса. – После отмолим. Жуй давай. Ты с нами, тебе тож дозволено.
– Ну тогда, прости Господи, согрешу, коль заодно. – Быстро согласился Ондрейка. – До Сельца доберемся, я вас попотчую в ответ. Токмо не обессудьте, бедновато живем. – С простодушной хитрецой добавил мужик, опуская глаза.
– А как бы один поехал? Не боязно? – Спросил Ондрейку Кудеяр, укладываясь спать на толстой подстилке из нарубленного Болдырем ельника.