Проклятие рода
Шрифт:
– В чем выгода-то? – Не понял юноша.
– Казнь еретиков светским судом означает конфискацию всего их имущества в пользу короля. Чего явно не хотелось архиепископу, но жажда мести над сторонниками Стуре так обуяла его, что он даже готов был пойти на эти жертвы. А выиграл король Кристиан, да немцы. – Разъяснил ему доминиканец.
– А немцы? Почему они?
– Помимо дворян казнили многих зажиточных бюргеров шведов, на их место сразу сели немецкие купцы.
– А где мы остановимся в Стокгольме? – интерес Гилберта к трагическим событиям 1520 года уже прошел.
– Я думаю,
– А потом?
– А потом отправимся к королю…
– А что будет со мной? – Наконец, Гилберт задал вопрос, который мучил монаха все это время. Но юность беспечна, и молодой воспитанник отца Мартина особо не утруждал себя размышлениями о собственной судьбе. Все время их путешествия он даже не вспоминал о том мрачном инциденте, что заставил отца Мартина принять решение срочно вывезти Гилберта из обители. Он наслаждался настоящей свободой, жадно вдыхал свежий морской ветер и с любопытством разглядывал все вокруг.
Монах медлил с ответом. Точнее сказать, он сам его не знал.
– Увидим Густава, а там…, а там посмотрим.
Они вошли в Стокгольм засветло, как и говорил отец Мартин через Южные ворота. Шел теплый летний дождь, и вода скапливалась в черных лужах. По большим неровным булыжникам мостовой бегали многочисленные крысы.
– Да…, - протянул Гилберт, - у нас их много меньше…
– Чем больше город, тем больше в нем нечисти. – Глубокомысленно заметил доминиканец, уверенно шагавший по направлению к монастырю.
Навстречу им шло несколько вооруженных людей, при виде которых остальные прохожие жались к стенам домов или вовсе старались свернуть на боковые улицы. Гилберт с любопытством разглядывал приближающихся воинов. Однако, его еще больше поразило поведение отца Мартина. Доминиканец внезапно остановился, скинул капюшон, защищавший его от хлесткого дождя, и внимательно всматривался в человека, размашисто шагавшего во главе отряда из десятка солдат.
Это был мужчина выше среднего роста и достаточно крепкого сложения. На вид рыцарю было лет пятьдесят с небольшим. Но вся его внешность изобличала в нем человека решительного, закаленного в боях, оставившего на его теле немало рубцов и шрамов. Заметив монаха, он также внезапно остановился, из-за чего шагавшие за ним солдаты, чуть было не натолкнулись на его мощную спину. Громыхнув друг о друга доспехами, они встали, как вкопанные, в одном локте от командира. Острия копий чуть-чуть колыхнулись, и начали медленно опускаться вперед. Но командир поднял вверх руку, и все замерло.
– Черт меня побери! – Вскричал старый солдат по-английски. – Мартин? Неужто я вижу тебя, старина?
Настоятель покачал намокшей головой, с тщательно выбритой тонзурой, развел руки в сторону и ответил на том же языке:
– Кого я не ожидал увидеть здесь, в Стокгольме, так это тебя, Уорвик!
Рыцарь и монах бросились друг другу в объятья. Солдаты спокойно оперлись на свои копья и, перегородив улицу полностью, стояли улыбаясь. Не часто в шведской столице встретишь земляка!
Доминиканец и старый воин покрякивали и продолжали тискать друг друга.
– Мартин!
– Уорвик!
– Ты все в сутане?
–
– Нет! Это не дело! – Наконец, рыцарь выпустил из своих железных объятий помятого монаха, но продолжал обнимать его за плечи. – Не дело стоять старым друзьям посреди это вонючей дождливой улицы! Томас! – Позвал он ближайшего солдата, видимо, своего помощника.
– Да, сэр! – Тот немедленно отозвался.
– В этом вонючем квартале есть хоть один приличный кабак? – Спросил Уорвик, даже не поворачивая головы.
– Да, сэр. Прямо за углом «Усталый тюлень». – ответил Томас.
– Тогда следуйте дальше без меня, а мы заглянем к этому тюленю и пропустим пару кувшинов доброго вина, если оно сыщется в этой шведской дыре. – Распорядился командир.
– Есть, сэр! – И солдатам. – За мной! – Грохот кованых сапог означал, что приказание уже выполнялось без лишних вопросов. Солдаты снова вытянулись в колонну по два, освободив, наконец, улицу испуганным горожанам.
– Но… Джон… - нерешительно начал было отец Мартин, - … мы направлялись с Гилбертом в монастырь…
– К черту монастырь! – Решительно махнул воин железной перчаткой. – Туда ты всегда успеешь. Ворота святой обители должны быть открыты всегда. Неужто ты не рад встретить старого друга?
– Ты так чертыхаешься, Джон… - Укоризненно покачал головой монах.
– Прости, дружище… - виновато закивал старый солдат, - я и забыл, что ты все-таки в сутане… А это кто? – Он вперил свой внимательный взгляд в Гилберта, сразу оценив мощь фигуры молодого человека, несмотря на бесформенное монашеское одеяние ее прикрывавшее. – Как ты его назвал? Этому парню подобает носить доспехи, а не кутаться в… - рыцарь замолчал, спохватившись, чтоб не ляпнуть опять какое-нибудь святотатство.
– Это мой воспитанник Гилберт Бальфор. – Представил юношу монах.
– Бальфор? – Переспросил старый солдат. – Он англичанин?
– Да! Он сирота и мой дальний родственник. Но он очень давно уже покинул нашу родину и воспитывался у меня в монастыре в Финляндии.
– К черту! – Опять выругался солдат. – Что мы стоим посреди улицы? Пошли! И парня берем с собой. Там все и расскажете! – Рыцарь увлек их за угол, где действительно, как сказал Томас, виднелась вывеска кабака.
Расположившись в тепле и пропустив сразу несколько кружек вина, отчего лицо воина заметно покраснело, Уорвик хотел было начать расспрашивать, но первоначально высказал свое мнение о вине:
– Дрянь! Эх, Мартин, где наш добрый английский эль? Так что тебя сюда привело, дружище?
Но отец Мартин предложил сперва воину поведать им, как его занесло на север Европы.
– А скучно стало в нашей старой доброй Англии! – откровенно признался солдат. – После того, как на «поле золотой парчи» подписали мир с французами , мы еще дважды высаживались в Пикардии под знаменами графа Суррея и герцога Суффолка. Но оба раза неудачно. Французы нас пинком спихнули обратно в море. Война на этом остановилась, а с ней и кончилась добрая солдатская работа. А тут король Густав стал зазывать парней к себе на службу. Он неплохой парень этот швед, похож на нашего Генриха VIII.