Проклятие сублейтенанта Замфира
Шрифт:
Василе из-за плеча поручика посмотрел на освещённое окно. Девичья тень проскользнула по нему от края до края и снова исчезла. Он торопливо сказал:
— Это прекрасная идея, поручик, но я не прощу себе, если вы истратите хоть грош. В конце концов, существуют же законы гостеприимства. Возвращайтесь в купе к вашему другу, а я попрошу госпожу Сырбу собрать провизию для вас и вскоре приду.
— Ну хорошо. Жду вас, лейтенант, не задерживайтесь. Господин Шустов очень нетерпелив!
Василе не понял, почему это должно его беспокоить, но заверил, что не заставит себя долго ждать.
Глава 4
Он дождался, пока широкая спина Сабурова скроется в темноте и прошёл на кухню.
— Госпожа Амалия, — сказал он. — Совершенно случайно я в этом поезде встретил одного знакомого, русского офицера. Он пригласил меня к себе. Завтра он отправится на фронт, и кто его знает, когда нам ещё будет суждено встретиться…
Госпожа Сырбу без разговоров взгромоздила на стол огромную корзину и поставила в неё бутылку с ракией, вокруг неё уложила колбасы, сало, свежеиспечённые плачинты, завёрнутые в белое полотенце.
— Вы скажите, сколько, я заплачу, — смущённо пробормотал Замфир, заранее догадываясь, каким будет ответ.
— Никаких денег, господин сублейтенант! — отрезала Амалия. — Это самое малое, что я могу сделать для наших защитников.
Госпожа Сырбу постаралась на славу: Василе едва дотащил неподъёмную корзину до синего вагона. В первом же купе он увидел поручика. Сабуров в расстёгнутом кителе задумчиво смотрел на дом стрелочника. Рядом на столе горела керосиновая лампа, снаружи совсем стемнело, и отражение в стекле было таким чётким, что Василе показалось, будто ещё один Сабуров заглядывает в окно. Замфир поставил ношу на кожаный диван и сел рядом.
— А где же ваш друг? — спросил он, вытирая лицо платком.
— Какой друг? — Повернулся к нему поручик. Он заметил корзину с горой снеди и с восхищением вытаращил глаза. — Вот это да, брат-лейтенант, да ваша щедрость не знает границ!
— Должен признаться, это всё госпожа Амалия, и деньги эта добрейшая женщина у меня не взяла.
Василе вытянул бутылку ракии.
— Вот, поручик, не желаете ли попробовать? Но должен предупредить: норов у этого зелья коварный.
— Всему своё время, лейтенант, всему своё время. — Поручик открыл портфель и вытащил из него бутылку с большим колоколом на этикетке.
— Вот, прошу любить и жаловать: господин Шустов собственной персоной. И, лейтенант, хочу заметить, что у него есть брат-близнец! — И он высунул из портфеля горлышко второй бутылки.
— Так это… — Замфир удивлённо воззрился на Сабурова.
— Коньяк, — кивнул тот. — Лучший! Даже французы признали. И, если хотите знать, сам государь император таким не брезгует. Давайте, лейтенант, раскладывайте припасы. Выпьем за знакомство.
— Я, признаться, на самом деле думал, что вы говорите про своего друга.
— О нет, мы не друзья. Я, если честно, предпочитаю хорошую водку, замороженную до тягучести, да под молочного поросёнка и маринованные опятки… М-м-м. Но мои друзья в Качинской авиашколе решили, что коньяк больше приличествует новоиспечённому поручику, так что водочки мы с вами выпьем в следующий раз.
Поручик налил полные рюмки коньяку, они чокнулись, Замфир пригубил маслянистый напиток и покатал его по языку, а Сабуров опрокинул рюмку целиком и зажевал плачинтой.
— Славные пирожки! — сказал он, тряся ей в воздухе.
Василе сидел напротив, закинув ногу на ногу, прямой, как спинка его потёртого кожаного дивана. Он цедил коньяк по капле, сжатый и напряжённый, как в приёмной начальника интендантской службы, И пахло в купе похоже: кожей, пылью и столярным лаком. Ему не хотелось здесь быть, он не желал приятельствовать с Сабуровым. Главное он сделал — увёл его от окон Виорики. Теперь Василе решил дождаться, пока поручик опьянеет, и откланяться.
Сабуров поднял бутылку и с осуждением посмотрел на Замфира.
— Лейтенант! Это коньяк, не духи, его пить надо, а не нюхать!
— Я, поручик, не большой поклонник возлияний.
Сабуров посмотрел на него, как на диковинную зверушку из зоосада и налил себе. Потом встал, поднял рюмку на уровень глаз и торжественно произнёс:
— За Его Величество Фердинанда, Божией милостию короля Румынии! За его мудрость, отвагу и решительность!
Замфир нехотя встал и изобразил воодушевление, как смог. Только сунул нос в рюмку, как Сабуров рявкнул:
— За здравствующего монарха до дна!
Это была ловушка. Василе шумно выдохнул и повиновался. Коньяк, вполне приятный в микроскопических дозах, обжёг пищевод. Где-то в глубине вагона густой бас затянул "Многая лета".
— Отец Деян распевается, — сказал Сабуров с усмешкой. — Видать, вторая бутылка пошла. Вы закусывайте, лейтенант! — поручик сунул ему в руку бутерброд с толстым куском колбасы.
Замфир сел. В вагоне было душно, он расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Сабуров довольно улыбнулся:
— Оживать начали, а то, право слово, ну чистый манекен на шарнирах.
Нестройный хор голосов с гортанным балканским выговором подхватил многолетствование.
— Там ваши друзья? — Василе кивнул в ту сторону.
— Врагов тут точно нет.
Сабуров разлил, и Замфир ясно увидел, что будет дальше. Ещё рюмки две или три, и его накроет алкогольным туманом. В лучшем случае он уснёт, и поручик посчитает это признаком слабости. В худшем — утратит контроль, язык развяжется, и что он наговорит своему случайному знакомому — одному Господу известно.