Проклятые

Форрест Аделаида

— Ты причинишь ей боль, — сказал я, не обращая внимания на нарушение доверия.

Делла считала Джульетту равноправным партнером в их тайных отношениях, которые они скрывали от Ковенанта, но, в конце концов, Джульетта была Сосудом.

Она не могла любить ее по-настоящему.

— Однажды Уиллоу станет достаточно сильной, чтобы самостоятельно открыть печать. Даже если она будет делать это достаточно долго, чтобы позволить одному из нас пройти за раз, я получу свое тело обратно. Я смогу дать ей то, что ты можешь дать Уиллоу, — сказала Джульетта, цепляясь за надежду, что мы сможем убедить Уиллоу сделать именно

это. Она была бомбой замедленного действия, скорее способной уничтожить все Сосуды, которые попадут ей в руки, чем добровольно открыть печать.

— На это могут уйти годы, — объяснил я, сохраняя мягкость и давая ей понять, в чём она нуждается.

Она чувствовала пустоту там, где должна была быть любовь, чувствовала связь, словно шепот того, что могло бы быть.

Это была самая медленная форма пытки, которую я только мог себе представить: знать, что я люблю кого-то, но не иметь возможности по-настоящему почувствовать это. Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу, не говоря уже о подруге, которая была рядом со мной во всех отношениях на протяжении многих веков. Она была одним из первых демонов, которых я создал после архидемонов, преследуемый памятью об отце и семье, которая изгнала меня только за то, что я не согласился с ним относительно будущего людей, которых он создал.

Его новых детей.

Он сказал, что гордыня — это грех, и что моя гордыня осудит меня. Он утверждал, что это мое эгоистичное желание привлечь к себе внимание заставило меня зациклиться на собственных потребностях и больше не обращать на него внимания, когда я обнаружил, что могу манипулировать другими людьми, чтобы они дали мне то, что мне нужно.

Я хотел любви отца, но довольствовался любовью детей, которых создал в доме, где он меня проклял.

Теперь, глядя на дверь в свою спальню и зная, что за ней спит Уиллоу, я думал о том, будут ли они чувствовать себя обделенными вниманием, когда я неизбежно создам с ней новую семью. Я бы сделал все возможное, чтобы они почувствовали свою значимость, но, тем не менее, я не мог отрицать того чувства, которое было внутри меня. Это чувство говорило о том, на что я готов пойти, чтобы защитить наших детей.

Я скорее сожгу все дотла, чем увижу, что они пострадали.

— Она попытается убить тебя, — сказала Джульетта, полностью проигнорировав мои слова о Делле.

Больше нечего было сказать, когда мы оба понимали, что это будет долгая битва.

— Я буду разочарован, если она этого не сделает, — сказал я, ставя свой стаканчик на журнальный столик и неторопливо вставая.

Осознание того, что за дверью ждет Уиллоу, теплая, сонная и чувствующая себя как дома, было слишком заманчивым, чтобы его игнорировать. Мне нужно было потерять себя в ней после хаоса моего дня.

— Левиафан сказал, что, по ее мнению, она тебя не знает, — вставила Джульетта, прерывая меня, когда я готовился идти к Уиллоу.

— Она меня знает, — сказал я, отмахнувшись от ее комментария.

— А знает ли? Что ты рассказал ей о себе? Если ты хочешь, чтобы она влюбилась в тебя, то она должна хотя бы знать тебя. Да, она чувствует связь между вами, благодаря судьбе, которая вас объединяет. Но это еще не значит, что это любовь, особенно если учесть все то плохое, что ты ей дал, — сказала она, поднимаясь на

ноги.

Она подошла, коснулась пуговиц моей рубашки и расстегнула их, чтобы открыть больше следов Уиллоу. Я вздрогнул от ее прикосновения, не в силах вынести ощущение ее рук на себе.

Судя по тому, как приподнялась ее бровь, и по тихому смеху в ее горле, такая переменчивая реакция была для нее столь же неожиданной, как и для меня.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил я, глядя в лицо одной из тех, кто был рядом и наблюдал за моими страданиями после отказа отца.

Любить Уиллоу и признать, что я хочу, чтобы она любила меня в ответ, означало бы снова подвергнуть себя риску быть отвергнутым.

— Узнай ее получше, — с усмешкой сказала Джульетта.

— Я уже знаю ее, — сказал я, указывая на правду.

Я изучил ее досконально и попросил шпионов докладывать мне о ее передвижениях. Я знал, какие оценки она получала в школе, черт побери.

— В самом деле? Ты знаешь только то, что зафиксировано на бумаге, а не то, что есть внутри нее. Ты не знаешь, что сделал с ней ее отец и как это на нее повлияло. Ты лучше других знаешь, что самые простые события могут изменить нас так, как никто, кроме нас, не понимает, — сказала она, сделав паузу, чтобы дать этим словам осмыслиться. — Но независимо от того, думаешь ты или нет, что знаешь ее, она так не думает. Ни одна женщина не хочет, чтобы ее сводили к перечислению фактов на бумаге. Она — личность, Грэй, и ты должен относиться к ней как к личности.

— Она не ответит мне, если я просто начну задавать ей трудные вопросы, — сказал я, зная, что в этих словах есть правда.

Уиллоу только отмахнется, если я начну расспрашивать ее об отце и о жизни, которую она вела с матерью и Эшем.

— Ты ухаживаешь за ней, а не допрашиваешь. Это плюс и минус. Тебе придется отдать ей свою правду, чтобы получить ее. Позволь ей узнать тебя, Грэй, или, да будет мне известно, ты потеряешь ее так, что потом не сможешь оправиться, — сказала Джульетта, сжимая челюсти от досады.

Иногда было легко забыть, что, будучи женщиной, она понимает, как работает мозг Уиллоу. На протяжении многих веков я считал ее своим другом. Мы видели друг друга, и я видел, с какой безжалостностью она выживает в мире, где доминируют мужчины, и забыл, что она совсем не такая, как я.

— Ладно, — проворчал я, недовольный таким поворотом событий.

Я обошел ее и направился к закрытой двери в свою спальню. Медленно открыв ее, я увидел Уиллоу, свернувшуюся калачиком в центре кровати. Она не потрудилась ни переодеться, ни забраться под одеяло, и если то, что сказала Джульетта, было правдой, я подозревал, что это было вызвано эмоциональной усталостью от прошедшего дня.

Джонатан растянулся в изножье кровати и, повернувшись, ткнулся щекой в покрывало, после чего перевернулся на спину. Он зашипел, когда я без лишних слов подхватил его на руки, отнес к дивану и опустил на подушку. Его фиалковые глаза уставились на меня и раздраженно сузились, когда я ткнул пальцем ему в лицо.

— Спальня для тебя закрыта, — предупредил я, наблюдая за тем, как он склоняет голову набок.

Возможно, он не мог говорить, но я точно знал, что означает это движение.

Неужели?