Пропавшая
Шрифт:
Вскоре услышала тихое: «Можно выходить» и я рванула что есть сил. Выпрыгнула из корзинки, как черт из табакерки. Дядя аж отпрянул и выругался. Я стояла перед ним вся в шелухе от лука и с мокрым не только лицом, но передом рубахи.
— Ай-яй-яй! — всплеснул тот руками, — Как я не подумал, что лук. Ты меня-то видишь?
Он всунул мне в руку платок.
— Утрись. И это даже ничего, что лук и ты ревела. Лицом теперь на парня больше похожа. Глаза красные и рожа припухла. На, глотни еще пивка, и будешь парень после хорошей пьянки. Здесь они все этим балуются. Иначе не выдержать работать тут и видеть, как допрашивают арестантов. Нервы не железные. Я как-то слышал их крики и то мороз по коже. Завтра залезешь в ту корзинку, — и он показал в угол, — там будут отходы от овощей. Я вывожу их на свинофермы. Закопайся хорошо. Ладно. Все сказал. Теперь сама.
Он повернулся и ушел, слегка прикрыв двери.
Я вытерла глаза и лицо. Пригляделась и увидела небольшую корзинку в углу. Вытряхнула из нее шелуху лука, набрала свежего, того которым меня заваливал дядя, и открыла тихо двери. Передо мной было небольшое помещение, видимо предбанник и в нем тяжелая с виду дверь прямо и еще одна справа. Я толкнула, что справа. Она вела в коридор, явно тот, по которому меня несли. Прислонилась ухом к другой и услышала бубнеж, видимо далекий разговор. Постояла, задержав дыхание, потом толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и я оказалась в другом предбаннике с арочным проемом, из которого пахло чем-то кислым и неприятным. Мне этот запах сразу напомнил еду в том каземате, где я оказалась впервые на этом острове.
И так передо мной кухня. Прошла еще пару шагов и вот уже мимо пробежал первый служка, затем второй выглянул и поманил меня пальцем.
— Чё стоишь? — прошипел он, — Давай тащи быстрей и начинай чистить. Понял?
Он подлетел и хлопнул меня по затылку.
— Эй! Больно! — отшатнулась я и вскинувшись быстро пошагала за ним, рассматривая его спину.
Он был чуть выше меня ростом, чуть шире в плечах, одет примерно также, но вместо косынки поварской колпак, лихо сидевший на его всклокоченной голове. Я поняла, что меня признали и уже назначили работу.
— Жаль только, что опять этот гадский лук, — скривилась я, — но все равно надо быть понезаметней.
Показав рукой в угол, где стоял у стола, прибитого к стене еще один парень, убежал. Я приблизилась к нему. Угрюмо посмотрев на меня, отвернулся. Он тоже чистил лук, и глаза у него также были красными: то ли плакал, как я, то ли с похмелья. Я принялась за работу и уже через полчаса мы с парнем плакали вдвоем, при этом он тихо ругался, а я шипела и вытирала глаза рукавом рубахи.
За спиной шумела орда поваров, поваренков, служек и посудомоек. Слов не возможно разобрать, но отдельные угадывались. Говорили о вине, о женщинах, о жратве — как и всегда в мужских коллективах. А еще кричали команды помощникам с ругательством впридачу, слышался стук кухонных предметов.
Нас никто не трогал. Скоро лук закончился, и я повернулась к народу. Кухня была огромной. В середине стояла большая плита, на которой парилось, жарилось, варилось непонятно что. Дух был «неповторимый».
— Да, — задыхалась я, прикрывая воспаленные глаза, — если еще раз, на свободе, услышу этот запах, то буду точно блевать. А сейчас не моги, — приказывала себе, сглатывая горькую вонючую слюну, — Терпи.
И я терпела. Вскоре к нам подлетел тот самый помощник повара, как мы поняли, что нас приставил чистить лук. Теперь мы должны были таскать грязные кастрюли в мойку, где их мыли другие служки. Мы взялись за две ручки самой большой и вонючей посудины и потащили в помоечную. Там пар стоял над чанами, в которые заливалась вода, и выходила из нее по трубам в слив. Опустив и утопив кастрюлю в одном из свободных чанов, понесли другую, уже вымытую посуду обратно. Так мы работали еще два часа. Прозвучал сигнал, и мой напарник быстро потопал куда-то. Я за ним. Увидела открытую дверь и комнату, вернее столовую. Там стоял длинный стол, заставленный плошками с кашей и нарезанными кусками хлеба. Его было много.
— Не то что нам давали, — скривилась я, заметив еще в каше и мясо.
— Хорошо своих кормят. А что же едят сами повара? Боюсь даже представить, чтоб не захлебнуться слюной, — хмыкнула я, присаживаясь с краю. И круто удивилась.
— А ложка? — сего предмета не намечалось.
— Чем же едят? — и мой взгляд скользнул по присутствующим. У всех в руке был это необходимый человеку инструмент. Я было загрустила, но тут увидела протянутую ложку. Подняла глаза. Напротив сидел мой напарник. Это он подал мне свою.
— На, бери, — сказал полушепотом, — Я уже поел. Потом вернешь.
Я кивнула и принялась быстро есть, брюхо уже давно пело «Алилуйя!»
После обеда мы вновь работали, то есть были на побегушках. Потом был ужин и долгое мытье посуды, чистка овощей на завтра и в конце работы в столовой всем поставили пиво. Его наливали из жбанов в высокие кружки. Пили и понемногу хмелели. Уже начали заглядывать дежурные стражники, присоединялись к нашей разношерстной компании. Тоже пили. Разговоры сменялись смехом, подначками и даже ругатней.
А еще я услышала, как один из них рассказывал о таинственном пленнике, что сидит на последнем этаже здания тюрьмы. Я прислушалась. Стражник вливал в себя кружку за кружкой и все более откровенничал. Показал какой-то ключ у себя на связке и сказал, что от той камеры. Хвастался доверием начальника стражей и своим послужным списком.
Я ближе придвинулась к тому месту, где тот сидел и уже начала подливать ему сама. Вскоре он отстранил жбан, что поднесла к нему, икнул и встал. Потом икнул еще раз, похлопал себя по животу, похожему на тот самый жбан, и удалился.
Я проследила взглядом, в какую дверь тот ушел, и уже сама поспешила в подвал, откуда вышла утром. Работники расходились и меня никто не заметил. Укрывшись за дверью, приложила к ней ухо. Шум стихал. Через некоторое время наступила тишина. Я проверила свою заначку из пилок, что спрятала на дне корзинки, присела у стенки и прикрыла глаза.
— Надо дождаться середины ночи. Под утро всех сморит сон. Самое то время — мертвое, — думала я, прикрывая глаза, — Только бы не заснуть, ибо очень устала от беготни, тяжелой работы и нервного напряжения.
Сон сразил незаметно.
Глава 22
Глаза резко открыла, будто кто толкнул. Озадаченно огляделась.
— Где это я?
Потом, вспомнив, подскочила на ноги.
— Божечки мои, проспала! — мелькнула мысль, и я бросилась к двери.
Приложив ухо, прислушалась. Было тихо. Медленно открыла и вновь прислушалась. Тишина. Прошла к двери, ведущей в коридор, и опять приложила ухо. Там тоже тихо. Толкнула ее и увидела его, слегка освещенным. За окном едва серело.