Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
И в этот момент стена не выдержала веса Потапенко и... провалилась, увлекая за собой и тяжелое мужское тело. Гладкий камень, на котором только что стоял ученый, выскользнул из-под ступни и первым полетел вниз. Прошло несколько секунд, прежде чем он прогромыхал где-то там, на дне пропасти. А Потапенко — он пропал из вида! Однако... никто не услышал падения человеческого тела. Оно словно растворилось среди камней.
— Эге-гей! — прокричал Скорожитовский и услышал в ответ тишину.
Борисов тоже молчал, он не пришел еще в себя от шока.
— Не подходите близко к стене, Тихон Павлович! Видите, как здесь все зыбко... Да, знаю, что там — Потапенко! Но надо сначала обдумать, как сможем помочь... Если будем неосторожны — тоже улетим...
Скорожитовский сделал шаг в сторону и достал вещмешок:
— Попробуем веревку вниз опустить... Кто его знает, может, он там где-то недалеко зацепился...
Он ловким движением рук сделал петлю и закрепил ее за крепкий камень, а другой конец веревки бросил в раскрывшуюся каменную пасть. Тишина продолжала давить на виски, если не считать мерного клокота подземной реки. Монотонный и протяжный, он принимал устрашающий характер, напоминая загнанного в клетку зверя.
— Эге-гей! — еще раз прокричал в черную бездну Скорожитовский и снова не получил ответа. — Ну что ж, подождем немного, посидим, подумаем...
И непонятно, кому были адресованы последние слова, Борисову или же — самому себе.
Он присел на плоский камень и молчал пару минут. Потом снова подошел к пропасти и снова туда покричал. Никто не ответил.
— Не будем сдаваться, Леонтий Иванович! — очнувшийся от шока Борисов, наконец, пришел в себя. — Тем более что и спешить нам некуда, да еще и с плохими новостями...
— Вот именно! У вас вода есть?
— Да, конечно!
— И я прихватил! Так что простоим на посту до победного!
Он достал из вещмешка фляжку и сделал пару глотков. Так просидели еще минут пятнадцать. И вот... из глубины пропасти послышались странные звуки, очень похожие на человеческие стоны!
— Тс-с-с! Слышите? — Скорожитовский приложил палец к губам и пристально вслушивался в мерный рокот волн.
Новые звуки повторились!
— Эге-гей! Федор Алексеевич! — санкт-петербургский географ пытался перекричать водную пучину.
— Мы здесь! — зазвенели более высокие нотки голоса Борисова, и эти звуки тут же отозвались эхом. — Ау, Федор Алексеевич!
И тут произошло чудо! Зашевелилась, задергалась змеей веревка. Без сомнения, кто-то держался за нее или хотя бы пытался зацепиться. Наконец, она натянулась струной...
— Тяните веревку! Подстрахуйте меня! — успел крикнуть Скорожитовский. — Камень может не выдержать!
И он первым схватился за нее и держался обеими руками, упершись сапогами в другой камень.
Через несколько минут из бездны показалась голова Потапенко. Кепка, видимо, давно уже слетела и короткие светло-русые волосы оказались присыпанными землей и каменной пылью. Разводы грязи на залысинах и лице. Сгустки крови, запекшейся на губах... В остальном это был он — живой и невредимый! Только вот голоса не подавал, лишь стонал потихоньку.
— Осторожно! Нога! — наконец, вскрикнул он, когда тело, как грузный мешок, вывалилось на каменное дно пещеры.
— Слава Богу, живой! Слава Богу... — и восклицал, и бормотал Скорожитовский, пытаясь забрать из рук Потапенко веревку, но тот настолько цепко держался за нее, видимо, все еще боялся выпустить из рук ниточку от волшебного клубка.
— Нога... Нога... Думаю, перелом... — Потапенко вновь застонал от боли.
— Ничего, главное — живой! Живой... — Скорожитовский чуть не плакал от радости.
***
К вечеру опять разыгралась непогода. Трудно было представить такое в самую макушку лета! Но что поделаешь, Урал — батюшка капризный да и вообще — с характером. Казалось, кто-то специально гонит участников экспедиции из этих мест, кто-то не хочет, чтобы они здесь занимались исследованиями...
Сначала начал накрапывать дождь, затем поднялся ветер, жалобно завыл. Протяжные, заунывные звуки постепенно нарастали, пока не превратились в жуткие рыдания. И, наконец, ураган начал гнуть и валить деревья. То там, то здесь слышался треск некрепких стволов, на фоне которого перекатывались редкие раскаты грома.
И в самый апогей светопреставления черное небо уже изрыгало остроконечные молнии, каждая из которых появлялась строго после удара в барабан громовержца! Ба-бах! И — мощный искровой разряд! Ба-бах! И — снова разряд электричества между черными тучами! Какая, однако, благозвучная симфония!
Глава 23.
Кондратьев и Старожилов приближались к лагерю экспедиции, если можно так назвать оставшуюся половину ее состава, когда солнце только что перешло зенит. Его лучи, однако, не проявляли безжалостность к пешим исследователям — сказывалась вчерашняя непогода, когда ливень выплескивал из своих гигантских чарок хмельные напитки, а гром-батюшка создавал для такого праздничного застолья музыкальное сопровождение — под барабаны да спецэффекты вроде выстреливающих с черного неба остроконечных молний.
Еще будучи в Чердыни, географ Старожилов обратился к властям с просьбой обеспечить экспедицию подводой с возчиком. И вот сейчас, приехав сюда уже в начале дня, не пришлось ожидать — сразу же пересели на телегу. Что значит позаботиться заблаговременно! Главное — как можно быстрее доехать до лагеря экспедиции — на счету каждая минута! Ведь участь троих ученых оставалась неизвестной, а безопасность оставшейся троицы висела на волоске: во-первых, не будут они безучастны к судьбе своих коллег и непременно полезут в пещеру, так сказать, «понюхать пороху» и кто знает... ну, а во-вторых, подходили к концу съестные припасы. Да и вообще — назревал момент, когда,остро вставал вопрос: быть экспедиции или не быть!
Подвода подкатила к пригорку. Он был довольно пологим, но уже чуть дальше становился круче. Здесь покрытая густым зеленым ковром почва сменилась на более сухую и каменистую. С лошадьми туда лучше не соваться, да еще и на таком четырехколесном драндулете, как этот.
— Тпру-у-у! —хрипловатым голосом выкрикнул возчик и слегка поцокал языком, видно, его серая немолодая кобыла знала смысл и этих звуков.
— Приехали! — Кондратьев спрыгнул на землю и, расправив плечи, сделал несколько взмахов руками, а потом — и приседаний.