Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
За последние годы Арбенин собрал несколько книг, в том числе и редких. Среди них были даже диалоги Платона Афинского, в которых тот утверждал, что мифический материк до катастрофы находился где-то на западе от Геркулесовых столбов, напротив гор Атланта, то есть, на северо-западе нынешней Африки. И в любом случае — в Атлантическом океане.
А это совершенно новая книга румынского исследователя Николая Денсушяну «Доисторическая Дакия», она только что вышла, вот и год обозначен — девятьсот тринадцатый. Горы Атлас в Африке автор отождествляет с южными Карпатами в районе Олтении, а Атлантиду в целом с Румынией, кстати, ссылаясь на описания Платона места расположения Атлантиды: «с одной стороны река-море-океан, с другой стороны остров-страна».
Ну и выскочка! Если каждый исследователь будет тянуть на себя одеяло, то разорвут его на клочки! Впрочем, оно уже и так трещит по швам... На земном шаре сегодня существует несколько десятков точек, где якобы и находилась Атлантида! А что будет завтра? Мнений много! А какому доверять? Или тоже изложить новую версию?
Пожалуй, за основу нужно принять рассуждения турецкого адмирала и большого любителя картографии Пири-реиса, создавшего ровно двести лет назад в Константинополе карту всего мира. На ней изображены очертания всех материков, причем, так точно, почти как и сейчас, в девятьсот тринадцатом! А главное — есть на ней Антарктида, а она, возможно, и есть погибшая Атлантида.
Арбенину понравилась эта мысль. Он даже почувствовал, что находится не просто на верном пути, а в двух шагах от разгадки. Может быть, эта гипотеза действительно самая достоверная? По крайней мере, так считают многие ученые.
Да-да, скорее всего, так и есть! Об этом утверждает и более древняя карта, составленная гораздо раньше, еще в тысяча пятьсот тридцать первом году, французским математиком и географом Оронцием Финеем. А ведь многие исследователи ему доверяют! Что удивительно — на этой карте Антарктида, покрытая сейчас льдом, изображена без него, будто этот зоркий француз, а может, ясновидящий, смог разглядеть сквозь толстое ледяное одеяние своими глазами, без каких-либо приборов, и горные пики, и низменности, и устья рек!
Николай Петрович приостановил ход своих мыслей и достал с полки старинную книгу. Перелистнув несколько страниц, открыл на нужной, чтобы как можно внимательней рассмотреть карту.
Именно в этот момент неприятно задребезжал телефон. Почему задребезжал, а не зазвенел? Может быть, потому, что Арбенину не хотелось прерывать поиски Атлантиды? Он нахмурился: кто это может быть? Сегодня вроде бы со всеми поговорил...
— Приветствую, Николай! — голос в трубке был тем же самым, что и восемь лет назад.
— Павел? — Арбенину трудно было скрыть удивление, впрочем, он и не собирался это делать. — Вот не ожидал!
— Предлагаю завтра встретиться наедине, только не в университете... Или ты хочешь афишировать наше знакомство?
— Да нет! То есть... Афишировать не хочу... Встретиться готов!
Кондратьев сделал небольшую паузу, а потом выплеснул свою проницательность:
— Думаешь об экспедиции?
— Да, немного, надеюсь, что меня отправят...
— Ну-ну, Брюсова почитай на посошок...
И рассмеялся. Павел Ильич словно прочитал мысли Арбенина об Атлантиде, а может, просто помнил о его юношеском увлечении. Конечно же, Кондратьев имел в виду эпопею «Атлантида», которую обработал гекзаметром Валерий Брюсов, и явно намекал на сумбурность высказываний поэта, впрочем, как и других авторов, повествующих о погибшем материке. Да он открыто выражал скептицизм в отношении современника, решившего взвалить на себя груз, который не потянул ни Соломон, ни Платон! Неужели у него, Кондратьева, была на этот счет совершенно другая, причем, надежная логическая система?
— Тьфу ты! — плюнул Арбенин, положив трубку. — Вот злыдень!
На душе остался неприятный осадок от разговора, и это еще больше обостряло ощущение приближающейся катастрофы.
Глава 3.
Верочка Арзамасцева проснулась утром с чувством неясной тревоги. Из головы не выходила фраза Николя: «При чем здесь мухи, когда речь идет о жизненных принципах?». Та самая фраза, которую он в сердцах бросил ей в лицо, все равно что перчатку — дуэлянту. Да, он такой — с виду сама скромность и уступчивость, а как упрется в какую-нибудь навязчивую идею — ничем не оторвать. Видимо, сейчас как раз и одержим каким-нибудь бредом, иначе, с чего бы так заводился!
Смутные воспоминания об эксцентричных выходках Арбенина все отчетливее вставали перед глазами, явно не забытые, как уколы тонкой иглой в самые болезненные точки. Вот однажды, например, они были в гостях у князя Горелова. И разве плохо, что зашел разговор о катастрофе «Титаника»? Обычная тема, которую можно растягивать как серу лиственницы и жевать до бесконечности. И главное — интересная всем гостям! Кажется, тогда Ларочка Куприна страстно поддержала разговор и плавно перешла к обсуждению другой трагедии, совсем недавней, когда во время снежного шторма в Мраморном море затонул английский пароход. Тогда на его борту тоже было немало пассажиров — человек двести. И только гости вошли в азарт, делясь впечатлениями, смакуя детали, как их словно облили ледяной водой... Конечно же, он, Николя: «Господа, давайте сменим тему, разве можно говорить о смерти во время поедания фаршированных поросят и заливной рыбы?».
Как сейчас, стояло перед глазами искаженное гримасой лицо Лизы Карамод, в общем-то, девушки миловидной и более того. И как же громко она шептала на ухо рядом сидящему Игорю Круселину: «Да он же... боится крови! Вы только посмотрите на него! Думаю, что именно его братец накинулся с ножом на Ивана Грозного в Третьяковке! (От автора: имеется в виду исторический факт, когда душевнобольной Абрам Балашов изрезал картину Репина „Иван Грозный и сын его Иван“). Конечно, брат, такой же сумасшедший...». Ее зловещий шепот нельзя было не услышать в самых дальних углах гостиной, поэтому многие повернулись, чтобы рассмотреть этого «ненавистника крови».
А вот в день венчания Михаила Булгакова и Татьяны Лаппа... «Стоп, да сколько же можно об этом? — остановила себя Вера. — Разве не учили меня в пансионате быть сдержанной?».
Слегка потянувшись, она словно пыталась стряхнуть с себя ненужный груз, невесть откуда свалившийся на хрупкое тело. Встала, набросила бледно-сиреневый матиме из сюра со сборчатыми передними полочками и нашитыми на них кружевами (от автора: домашняя утренняя полудлинная женская одежда типа пеньюара). Бесшумно погрузила ступни в мягкие домашние туфли с восточным орнаментом и решительно направилась в ванную.