Прощай, Германия
Шрифт:
— Спасибо большое, — засмущался офицер. — Но куда мне девать эту мебель? У меня и квартиры то нет…
Переводчица прошептала на ухо старику, тот улыбнулся ровными белыми зубами (явно хорошими протезами), и протянул конверт.
— Мы ожидали чего-то подобного и приготовили вам ещё один маленький презент, здесь должно хватить на хорошую квартиру в России.
Кудасов, Статкевич и Возняк дружно побледнели. Замполит пулей метнулся в свой кабинет догладывать по телефону начальнику политотдела о создавшейся щекотливой ситуации.
— Пусть откажется! Прикажите ему немедленно вернуть подарки, нечего брать подачки от всяких фон-баронов! — крикнул в трубку полковник Касьяненко. — Раструбят в своей буржуазной реваншистской прессе об этом, а нам потом отдуваться перед начальством.
Командир полка извинился перед гостями, вывел Кобыфу в кабинет парторга и там они в три голоса велели взводному отказаться от подарков. Но Кобыфа упёрся и, ни в какую.
— Я ведь не украл! — вначале растерялся Александр. — Эти подарки от всего сердца за спасение и риск! Я ведь и сам мог взорваться…
— Сказано — откажись! — бубнил парторг Возняк. — Это идеологическая диверсия!
— Приказываю! — рычал Кудасов.
— Не бери ничего! Мы ведь коммунисты, а этот дед фашистский недобиток, оккупант! — снова прошипел парторг.
— А вы бы отказались? — в конец растерялся Сашка.
— Конечно! — дружно заявили начальники.
— А я возьму! — решительно заявил старший лейтенант.
Кудасов побагровел и рявкнул:
— Да я тебя в двадцать четыре часа домой отправлю!
— И из партии вылетишь в два счёта… — пригрозил Возняк.
Старший лейтенант с матом швырнул фуражку в угол кабинета, и с готовностью выложил на стол партбилет.
— И отправляй, хрен с тобой, полковник. Разбирайтесь со своим долбанным начальством, как хотите.
Офицер вышел, хлопнув дверью, и оставив начальников самих выпутываться из создавшейся щекотливой ситуации. В парткоме наступила гнетущая тишина, и было слышно, как Кобыфа весело разговаривает в коридоре на ломанном немецком с гостями. Вскоре немцы и офицер покинули штаб и голоса стихли.
— Позор! Куда катится армия? — произнёс тихо парторг, потому что надо было что-то сказать.
— Мерзавец! Каков наглец! Он ещё и хамит! — с ненавистью воскликнул командир. — Сейчас же документы оформить и вон отсюда! Под конвоем! Немедленно!
Но, конечно же, никакого конвоя не было, сам старший лейтенант сел в грузовик, а жена за руль легкового «Мерседеса», они громко посигналили на прощание, и под завистливыми взглядами сослуживцев уехали, куда-то, то ли в Житомир, то ли в Артёмовск. Уезжающему домой Кобыфе, карман грел конверт с немецкими марками, их должно было хватить на строительство просторного дома…
Да, это был период шикарной и щедрой гуманитарной помощи капиталистов, которые радовались мирному объединению двух Германий, благодаря молчаливому согласию Советов, и ещё больше немцы радовались скорому выводу советских войск. Местные жители при встрече дружески улыбались, и желали вслух, скорейшего возвращения на Родину. Если кто-то из наших высказывал недовольство скорым выводом войск — деланно удивлялись: как же так, вы не хотите домой? В свой развитой социализм?
А вот так — не хотели! Домой никто не торопился, ни распоследний забулдыга прапорщик, ни самый главный в группе войск генерал. На родину желали поскорее уехать лишь бойцы — на дембель. Впрочем, домой рвались не все солдаты: участились случаи дезертирства и побегов в Западную Германию солдат с Кавказа и из Прибалтийских республик. Командованием Западной группы войск было принято решение сохранить защитников Отечества для собственных нужд, не дать им улизнуть за кордон (впрочем, так как кордона не было вовсе, поэтому и бежать было легко, достаточно сесть в поезд и проехать сотню километров или пройти пешком), и попытаться уклониться от завершения выполнения священного долга.
Вот об этом и пойдёт речь в следующей главе…
Глава 8. Эвакуация неблагонадёжных
Глава, в которой не выздоровевшего Эдуарда отправляют в командировку на дальнюю окраину России.
На полк спустили разнарядку: подготовить к отправке всех военнослужащих, призванных из республик Закавказья и Прибалтики, потенциальных беглецов в капиталистический рай. В первой отправке каждый батальон мог избавиться от двух-трёх солдат, отдельная рота — от одного. Итого подготовили к отъезду двадцать одного бойца.
Громобоев позавтракал, надел на пояс стабилизирующий корсет, который ему прописали носить год, а лучше два, чтобы укреплять спину и оберегать позвоночник, и отправился на службу, как обычно бить баклуши: играть в нарды, болтать с сослуживцами, заниматься бумажками, шугать бойцов. Что-либо тяжёлое и требующее физических затрат он делать не мог, за исключением секса. Но секс — другое дело, это гимнастика, которую наоборот, делать очень даже полезно.
Комбат Дубае вдруг срочно вызвал выздоравливающего капитана к себе в кабинет, вручил ему список отправляемых от батальона двух азербайджанцев, армянина и грузина, и велел избавиться от этих разгильдяев, и ни в коем случае не возвращаться обратно пока не передаст их на отправку. С каждой роты бойца сопровождал взводный, а солдата-армянина из взвода обеспечения — прапорщик Зверлинг. Каким-то образом комбату удалось превысить строгий лимит, ведь в других подразделениях отправляемых было двое или трое, оставалось тайной.
Моложавый и подтянутый зампотылу полка майор Зверев и строевик долго проверяли военное имущество, личные вещи и документы. Взводные сразу же слиняли по делам, а Эдик проявил мягкость, по доброте душевной отпустил лейтенантов и прапорщика, кого в наряд, а кого на технику и остался караулить убываемых. И тут выяснилось, что старший по званию и должности среди сопровождающих от подразделений остался именно капитан Громобоев.
Полковой строевик под шумок выписал Эдуарду командировочное предписание, сопроводительные документы на солдат, сунул ему в руки стопку документов и все начальники разом исчезли. Вскоре подъехал «Урал», бойцов погрузили в машину и вывезли в штаб дивизии. Там ему навязали ещё десяток солдат из отдельных батальонов и рот, снабдили советскими дензнаками на пять дней, и сообщили, что командировка быстрая: самолётом до Уссурийска и обратно. Всего и дел-то на копейку, к чему эти ненужные пререкания?
Полковой строевик по звонку строевика из Намбурга привёз служебный загранпаспорт, отдал пачку исправленных и переделанных документов на отправляемых солдат. Никакие возражения о больной спине на начальство не подействовали — больные в Союзе! Приказ! Пришлось подчиниться волевому решению командира полка.
Громобоев позвонил из штаба дивизии домой, сообщил Ольге о вынужденной короткой отлучке, велел не волноваться. Колонна грузовых машин быстро доставила солдат и офицеров на ближайший военный аэродром, там солдаты получили сухой паёк на трое суток, офицерам продукты не полагались, но начальник продовольственной службы от щедрот выделил по банке тушёнки и пачке галет. Кто-то из сопровождающих офицеров успел метнуться в военторг, купил «Смирновки» и «Наполеон», маринованных огурчиков и колбасы — как же лететь на сухую?