Прощай, пасьянс
Шрифт:
— Шутишь, Анисим? Или льстишь мне? А может, все мужчины говорят так своим женщинам?
— Не шучу и другим не говорю, но тебе — говорю. А чего шутить-то? Люблю за то, что не изображаешь, как тебе обидно слушать, что я сравниваю тебя с другими.
— А зачем? Мы вольные птицы. — Она помолчали. — Не лебеди.
Он усмехнулся:
— А ты хотела, чтобы как лебеди, вместе? Только честно.
— Честно? А как это, Анисим? — спина одеревенела. Сладкие знания делали нынешние мысли еще
— Честно — это когда правда.
— Правда на сейчас? Или на завтра?
Он засмеялся.
— Ох и вопрос ты мне задала, Анна! Не ответить…
— И не надо. Ты ведь сам правду не скажешь, с чего ты меня сюда привез, глаза завязал.
Он повернулся и приподнялся на локте.
— Глаза завязал, чтобы завлечь покрепче. — Он улыбнулся. — Не веришь, что твоей любви захотел?
— Верю. Я тоже захотела. Потому и поехала с тобой. — Она помолчала. — Снова.
— Тогда что же ты хочешь от меня узнать?
Анна засмеялась и провела пальцем по его губам, обрисовывая их контур.
— Может, ты от меня что-то хочешь узнать, а? Только не сейчас. Ладно?
— Не лги? — Он нарочито нахмурился. — Лгать потом?
— Ну да. Потом. Потом мы будем лгать друг другу. А сейчас давай любить друг друга.
— Снова? Давай. — Он засмеялся. — Не в последний раз, думай, — предупредил он.
— Мы вольные люди, сколько захотим, столько и будем…
Он сдернул с нее юбку, которая до того была задрана на грудь.
— Мешает…
— Бесстыжий!..
— Научился с француженками. Тебе понравится.
Всходило солнце, оно беззастенчиво прошлось своими лучами по нагим почти телам, которые сплелись на широкой постели в доме в лесу. Конь так и стоял возле входа, то ли оседланный, то ли не расседланный с вечера…
Анна больше не могла сидеть в прежней позе и предаваться воспоминаниям, как будто прощаясь со всем, что тут было. Ноги затекли, спина одеревенела. Сладкие воспоминания делали нынешние мысли еще горше.
Так что же, выходит, он не из-за любви ее взял к себе?
Так что же, ей на роду написано обманываться? Одним и тем же мужчиной?
Она почувствовала внезапную тошноту, которая уже целую неделю подступала к горлу. Еще вчера она тайно радовалась этой тошноте. Беременна? Неужели? Анисим, похоже, любит детей, если он так ласков с Софьюшкой. Она видела девочку, хороша малышка.
Анна почувствовала, как рубаха прилипла к телу. Так он ведь и с Софьюшкой играет! Зачем?
Она представила себе нежное личико, темные глаза на нем, как переспелая смородина, застенчивую улыбку. Так улыбаются дети, когда хотят поверить в сказку.
Анна опустилась на землю, больше не заботясь о том, что ее светлая рубаха зазеленится от травы.
Играет.
А
Ох, дура, дура!..
Слезы покатились из глаз Анны, были они крупные, как ягоды калины. А уши ее ловили слова.
— Пора посылать почтаря твоим людям на таможню, — говорил Павел.
— Послал уже. — Анна услышала смешок Анисима. — Бумаги такие, что твоего братца сразу возьмут.
— С кем же?
— С нарочным. — Анисим снова засмеялся.
— Надежный? Не болтун?
— Немой.
— Ты хитер, Анисим. Ох и хитер!
Анисим снова захихикал.
— С крыльями притом.
— Ангел, что ли?
— Ты все же…
— Шучу. Я понял. Ты послал письмо с почтовым голубем.
— Он ту дорогу хорошо знает. Не впервой летит.
— Может, скажешь, что и бумаги на Ксенофонта Анфилатова твой голубок отнес? — В голосе Павла сквозили волнение и зависть. Анисим уловил это и ощетинился:
— А тебе зачем знать?
— Да болтают… Такой скандал. Я слышал, на таможне арестовали весь его товар. Документы оказались подложные.
— Что ж, на всякого найдется управа, — сказал Анисим. — На всех… если поискать, то и на миллионщиков тоже. Нашлись люди, которые захотели его малость окоротить, — воскликнул Анисим. — Нашлись люди, которые придумали, как это сделать. А голубок мой под руку подвернулся очень даже вовремя. — Он натужно засмеялся.
Павел подхватил. В его смехе были облегчение и надежда.
— Значит, и Федора тоже можно… окоротить. — По голосу Павла Анна поняла, что он улыбается. — Вот этот шрам станет поглубже…
— Ты про то самое?
— Сам знаешь. Видал у Федора на лице шрам? А на спине и на пояснице подлиннее, — добавил он с явной гордостью.
— Вроде как с сосны упал, да? А под ней стояла рогатина. Он на медведя шел, полез на лабаз…
— Ха-ха-ха! Хороша моя работа. Батюшке он не сказал, чтобы не выносить сор из избы.
Анисим молчал. Анна, которая окончательно пришла в себя, вслушивалась в каждое слово.
— Что ж, ты давно все решил, стало быть.
— Насчет Федора? Как только окончательно понял, что младший брат.
— Ну ладно, я скажу Анне, когда ей надо зазывать сестер в гости.
— Ты хочешь взять обеих?
— Так никто же из них в одиночку в гости не поедет. Все чин-чином надо сделать. Анна им скажет, что я хочу жениться на ней, и…
— Ты на самом деле хочешь? — Павел изумился, судя по голосу.
— Я пока с лабаза на рогатину головой не падал, — хмыкнул Анисим. — Ты не заметил?