Прощай, пасьянс
Шрифт:
Лиза совсем не полнела, только спереди чуть. Мария смеялась, вспоминая разговор теток на ярмарке.
— Ах, Лиза, как мы с тобой похожи! Не в коня корм. Я читаю — а голова не пухнет. Ты ешь за двоих и не толстеешь.
— Не-ет, не выйдет. Не жди. Доктор сказал, что если раскормить дитя, то самой будет хуже. Пускай родится мал, но здоров.
Севастьяна теперь без всяких колебаний называла Лизу Марией. И всякий раз, уходя, предупреждала: если что надо — тут же зовите.
Удивляла всех Гуань-цзы, которая стала тенью Лизы. Настоящей Лизы, разумеется. Она смотрела на
— Может быть, тоже хочет родить? — спрашивала Лиза, гладя кошку по спине.
— Она не может, — сказала Мария. — Гетеры не для этого задуманы.
— Не хочешь ли ты сказать, что твой свекор привез ее из Китая уже лишенную надежд на радости плоти?
— Именно так, — согласилась Мария. — Потому она так к тебе и льнет. Всегда влечет недоступное.
От батюшки из Москвы приходили письма, в которых он сообщал о своих делах, дороже которых для него ничего не было на свете.
«Платон Петрович Бекетов, — писал он, — расширяет свою типографию. Да и сам расширяется, обретая все большую власть. Он стал председателем Московского общества истории и российских древностей. Теперь печатает еще больше сочинений русских авторов. В их числе и любящий вас батюшка». Он прислал им две только что вышедших книги — «Пантеон российских авторов» и «Собрание портретов россиян, знаменитых своими деяниями».
— Как думаешь, батюшка будет счастлив, что у него наконец родится внук? — спросила Лиза сестру.
— Еще бы. Он непременно захочет, чтобы он стал ученым, — засмеялась Мария.
— А ты бы хотела, чтобы он кем стал? — спросила Лиза.
Мария помолчала, потом сказала то, что сильно удивило Лизу:
— Я бы хотела, чтобы он долго-долго оставался маленьким.
— Почему? — Брови Лиза поползли вверх.
— Потому что у меня больше никогда не будет маленьких. А я так их люблю!.. — Мария покачала головой.
Лиза засмеялась:
— Ну, мы еще посмотрим…
— Если ты родишь побольше детей от своего посланника, то я согласна принять их на воспитание, — сказала Мария.
— А что — верная мысль, — встрепенулась Лиза. — Я буду путешествовать по миру с мужем, а детей оставлю на тебя!
Упорные мартовские капели на пригорках пробивали снег до земли, и среди дня на солнцепеке можно было уловить запах влажной земли, которая готовилась принять в себя семена. Этот запах будоражил душу и тело, все силы, все соки, вся кровь приходили в движение. Они жаждали немедленного выхода, с ними было так трудно справиться.
В движение приходили и те силы, которые нельзя было назвать благотворными. В то самое время Павел и Анисим собирались из Москвы в Лальск.
— …Ты готов? — спросил Павел, глядя, как Анисим поднимает свой саквояж. — Я тоже выхожу, — сказал он.
— Не рано ли мы едем? — Анисим провел рукой по бритой щеке. В Москве он не решался носить бороду — себе дороже. Но в Лальске он забудет о бритье щек. Как забудет, и о немецкого кроя сюртуке. Он снова наденет русскую рубаху и полотняные штаны.
Вспомнив о своем лальском доме, он вспомнил и об Анне. Он возьмет ее к себе снова, без нее никак не обойтись в том деле, которое задумано. Что ж, можно из этого снова извлечь немало радостей. Хорошая баба…
Ему вспомнились намеки, которые он строил ей и Софьюшке. Отсюда, из большой далекой Москвы, они казались ему смешными. Господи, он, Анисим, — семейный человек! «Да брось, Анисим. Это не про тебя, — говорил он себе. — Не смеши народ».
А что про него? — спрашивал он себя. Ясное дело что. Карточный стол в Москве, игра, деньги. Снова игра… Та, что всю зиму. Карта шла к нему как шальная. Деньги тоже шли. Но их надо больше, больше!
За ними они сейчас и отправятся в путь. Они с Павлом знают, что плод почти созрел — этот плод зрел всю зиму, теперь об этом известно совершенно точно. Анна прислала письмецо, как и обещала. За это он купил ей подарок. Пустячок, но для нее большая радость от любого пустячка. Эх, женщина все равно что кошка. Погладь, одари лентой, и она твоя.
Анна хотела французской ароматной воды. Для него старается.
Он посмотрел на Павла, который шел из своей комнаты с саквояжем, и почувствовал досаду — поскорее бы сделать дело и расстаться с этим болваном. Ну сколько можно кидать деньги на Шер-Шальме, на Жанлис и черт знает на кого еще? Но ничего, скоро их пути-дороги разойдутся. Уже недолго.
Они сели в почтовый экипаж, который ждал их возле крыльца того дома, в котором они снимали меблированные комнаты, и поехали в Лальск на перекладных.
20
Рано утром Анна закрыла за собой дверь и ступила на жесткую, еще не отросшую траву. Она оглянулась на дом, где все еще спал Анисим. Сердце ее зашлось от счастья — он приехал в Лальск и первым делом, как говорит, кинулся за ней. Соскучился.
Он и впрямь подкараулил ее возле лавки, куда она ходила за пряниками, и Анна, увидав его, чуть не упала без чувств на дощатый, скользкий от талой воды тротуар.
Анисим привез ей подарок, значит, доволен ею. Она тоже довольна — не обманул. Так, может, и потом не обманет?
Он выспрашивал про ее жизнь с сестрами. Про Марию, какой у нее срок, Анна знала теперь многое, рассказывала Анисиму, какая легкая беременность у Марии. Она говорила об этом, а сама загадывала — может, и у нее будет такая, потому что казалось ей, что Анисим захочет детей.
Сейчас она направилась к реке поискать, не пробился ли молоденький щавель на пригорке. Самый нежный он в эту пору, она хотела сварить Анисиму суп, который он так любит — со щавелем и пшеном.
Анна нашла несколько кустиков, сорвала темно-зеленые листочки и несла их в фартуке, который прихватила с собой. Продираясь сквозь заросли прошлогодней малины, чтобы с тылу подойти к дому, она услышала топот лошадиных копыт. Осторожно выглянула из кустов — кого это принесло к ним в такую рань?
Она узнала рослого жеребца темного цвета. Узнала и седока. Конечно, не кто иной, как Павел Финогенов возвышался в седле, он сидел прямо, как сидят все низкорослые мужчины. Они, заметила Анна, всегда выбирают самых могучих жеребцов. Чтобы выше казаться и сильнее, чем Господь создал.