Прощай, пасьянс
Шрифт:
Перед ним стояла Севастьяна. Легка на помине, подумал с досадой Анисим.
— Здравствуй, Севастьяна.
— Кому это ты пяльцы покупаешь? И нитки-то какие! — протянула она, кивая на покупки Анисима.
— Какая глазастая! — бросил он, глядя на то, что было у него в руках.
— Не слепая же, — засмеялась Севастьяна. — Иголку, может, и не заметила бы. А это… — Она испытующе смотрела на Анисима.
— Софьюшке. Кому еще-то? Небось уже знаешь, я у нее был.
— Она будет рада-радешенька. Как раз сегодня я ее хвалила, —
Анисим хмыкнул:
— А может, в меня?
— Неужто и ты вышиваешь и кружева плетешь? — Севастьяна не отрываясь следила за его лицом.
— Кто сказал, что я кружева плету? — Он протянул руки с покупками.
— Да я к слову… Да все мы, если разобраться, всю жизнь кружева плетем. — Она махнула рукой. — А Софьюшка и кружева настоящие, льняные, очень ловко плетет. Шкурки сшивает — тоже заглядишься. Даже самые тонкие, горностаевые.
— А ты, как всегда, слово со словом ловко сплетаешь, — усмехнулся Анисим.
— Кому что Богом дано. — Она пожала плечами. — Ну, так ты сейчас к нам? Нет? А то вместе пошли бы.
Очень надо, подумал Анисим.
— Нет, я еще кое-чего присмотрю. — Он уже повернулся к боковому проходу, желая затеряться в других рядах.
— Можешь ее наставницу чем-нибудь одарить. Праздник ведь подходит.
— Тебя, что ли? — Он рассмеялся и провел языком по губам. На усах остались капельки влаги.
— Нет. Тем, чего мне надо, ты не одаришь. Анисим сощурился и снова провел языком по губам.
— Неужто слаб? Не могу?
— Да нет теперь на свете того, кто мог, — насмешливо бросила Севастьяна. — Прощай, Анисим.
Севастьяна отошла от Анисима и направилась вдоль крайнего ряда торговцев, желая издали проследить за тем, что еще купит он. Если она права, то он купит сейчас что-то из женских вещей.
18
Стукнула входная дверь. Мария и Лиза посмотрели друг на друга. В глазах сестер стоял вопрос. Обе вспомнили о том, что сказала Севастьяна — запирайте дверь на засов, если одни в доме. Тогда они отмахнулись, подумала Мария, но сейчас она пожалела о собственной беспечности. День ото дня она чувствовала себя все более ответственной за Лизу и ребенка.
— Севастьяна? — спросила Лиза как будто с надеждой. Лиза тоже утрачивала прежнюю беззаботность. Она теперь каждый миг думала о ребенке.
— Но она сегодня уже была, — сказала Мария, прислушиваясь к шагам. Кто-то приближался к их двери, одолев два пролета довольно крутой лестницы. Шаги были легкие, похоже, женские.
— Она говорила нам — запирайте двери на засов, — проворчала Лиза.
— А мы снова не заперли, — кивнула Мария. — Теперь я сама буду следить и проверять всякий раз.
Сестры
Она не заставила себя долго ждать — открылась. На пороге стояла Анна.
— А-анна! — Сестры всплеснули руками. — Надо же! Пропащая душа! Жива и здорова! — Мария и Лиза с нарочитым изумлением посмотрели друг на друга. — А мы подумали, что тебя украли.
Анна разматывала пестрый платок, один конец которого спускался до колен, а второй был обернут вокруг шеи.
Пропащая душа, говорят они. Анна готова была рассмеяться. В точку, в точку попали невзначай сказанные слова. На самом деле ее душа пропала.
Она спустила платок на плечи, и теперь оба конца доставали до колен. У Анны был врожденный вкус к одежде — сестры залюбовались сочетанием цветов, подобранных ею, — зелень на рисунке платка совпадала с оттенком зеленого на длинной юбке. Казалось, на ней надет самый настоящий ансамбль, хотя сестры подарили ей этот платок, не думая о расцветке, а юбку она сшила сама.
— Да кто меня украдет? Кому я нужна? — скороговоркой выпалила Анна. Она быстро перевела взгляд с одной сестры на другую. — Как вы тут без меня?
— Чудесно, Анна, — ответила одна из сестер.
Анна почувствовала неловкость — вот тебе и на! Не сказала бы сразу, кто это — Мария или Лиза? Обе в синих домашних платьях с белыми воротниками из кружев. Под ее надзором сплетены оба воротника. Анна до рези в глазах всматривалась в кружева, наметанный глаз не упустит лишнего узелка на ажурной решетке крупного плетения из тонких льняных нитей. Она узнала бы, где помогала Марии, а где Лизе. Но они так хорошо все поправили. Нет никакого изъяна на рисунках — мелких снежинках, вплетенных в редкий ажурный фон.
Сестры переглянулись, заметив озадаченность на лице Анны. Но на помощь не спешили.
— Здоровы ли? — решилась задать вопрос Анна. — Мария? — Она помолчала, но ответа не услышала. — Лиза?
— Да-а! — снова хор голосов.
— Ну и хорошо. — Анна решила, что всему свое время.
— Так ты к нам надолго? — спросила одна.
— Мария, Лизавета… — Она растерянно смотрела на них. Из головы не шло наставление Анисима присмотреться к сестрам как следует.
Стоило Анне даже мысленно произнести его имя, как жаром начинало пылать все тело. Он ведь хочет, чтобы она присмотрелась. А она, подумать только, не может сказать ему то, что он просит.
Перемена в ее жизни, уже произошедшая благодаря встрече с этим мужчиной из прошлого, и все то, что могло случиться между ними весной, как он намекал, стоили того, чтобы слушаться каждого слова Анисима. И подчиняться ему.
Анна подняла на сестер чуть растерянные глаза, щеки ее покрылись румянцем. Она пожала плечами и призналась:
— Я, право, совсем с вами запуталась.
Сестры захохотали.
— Так и будешь теперь жить. Мы тебя не распутаем. А уедешь еще погулять, то вообще нас не узнаешь.