Прощайте, сожаления!
Шрифт:
Оба ещё помолчали.
– Вы всю жизнь работаете журналистом?
– спросил отец Игорь.
– Раньше я работал в музее. По образованию я историк. Наверно, скоро мне придётся снова менять работу: наша газета живёт за счёт заказов на рекламу, а их становится всё меньше...
– Тогда для вас может оказаться полезной такая информация: из районной газеты "Оржицкая новь" недавно ушли сразу три сотрудницы. Их переманил претендент на пост главы района, который начал выпускать собственную газетку. А я тоже учился на историческом факультете. До семинарии.
– Интересный
– Всё произошло естественно, само собой. С моей болезнью я с самого раннего детства был на грани "быть или не быть", так что поневоле задумывался над вечными вопросами и искал поддержки в вере. Духовное, душевное привлекало всегда. К примеру, как все молодые, я пережил увлечение эстрадной музыкой, но любил только немногих исполнителей, в песнях которых чувствовал высокий мир души. В советское время в массовой культуре не было духовности, но зато была душевность. "Песняры", Ободзинский, "Голубые гитары" пели о дружбе, о любви к Родине. Теперь духовность не привнесена, а душевность исчезла...
– Наверно, родители привили вам веру?
– Меня воспитывала мать, чей заработок составлял всего девяносто рублей. Мы жили в более чем скромных условиях. Мать прививать мне веру не стремилась, потому что слишком сложным стало бы существование молодого человека, вздумавшего в те годы открыто посещать церковь.
– Как же вы пришли к вере и решили стать священником?
Уже задав этот вопрос, Каморин смутился. Ему пришла в голову мысль: вправе ли он спрашивать о том, что верующие называют "рождением свыше" и что является для собеседника, может быть, самым дорогим, сокровенным духовным опытом?
– Вы, наверно, хороший журналист, если способны так настойчиво вести расспросы, - слегка усмехнулся отец Игорь.
– Дать же вам исчерпывающий ответ я не могу. Это так же трудно, как сказать, за что ты полюбил человека. Ты любишь его вопреки тому, что о нём говорят. Тебе твердят: он тебе не пара, а ты повторяешь в душе: всё равно я люблю. Это произошло уже незадолго до окончания педагогического института, на последнем курсе. Господь выдернул меня из прежней жизни. Я попал в Троице-Сергиеву лавру.
– То есть в семинарию при лавре?
– Да. А спустя четыре года уже как молодой, только что рукоположенный священник я прибыл в Змиево, к разорённым руинам. Напутствуя меня, владыка сказал: "Верни и отстрой храм". И для меня начались дни и годы постоянных забот об этом.
– Что же движет вами? Желание благоустроить и украсить храм и тем самым сделать его более привлекательным для прихожан?
– Красота не равнозначна духовности. Не думаю, что эстетические чувства кого-то приведут к вере. Всё дело в послушании. Православные говорят: "Послушание паче молитвы, а подвиг выше послушания".
– Понятно: "послушание" - это строгое выполнение своих обязанностей, своего долга. А что такое "подвиг"?
– Это несение тягот, скорбей и болезней с благодарностью Богу. У меня православное отношение к болезни. Её нельзя сравнивать с крестом, несомым на Голгофу. Для меня она как благодать, награда. За неё с человека снимается какая-то часть бремени ответственности.
– Мне кажется, вы отличный священник.
– Не знаю. Прихожанам виднее. А я, со своей стороны, позволю себе высказать моё мнение о вас: у вас есть неподдельный интерес к людям и способность сопереживания - эти качества, на мой взгляд, необходимы настоящему журналисту. В Оржицах такой нужен. Не забывайте о нашей районной газете, оставшейся без сотрудников. Если ваша газета закрывается, то вам, возможно, есть смысл заглянуть в нашу "районку".
– Спасибо, подумаю. И знаете, что? Пожалуй, я не буду больше дожидаться вашу супругу, а то мне уже неловко. Вам пора, наверно, готовиться к вечерней службе, а я время у вас отнимаю. Зайду в другой день.
– Ну как хотите. Может, есть желание посмотреть храм?
– Не откажусь.
Они вместе вышли из дома. Каморин обратил внимание на то, как старательно отец Игорь закрыл дверь на два запора, отлучаясь лишь на краткое время. Во дворе уже начали сгущаться сумерки. Прямо над ними тёмной, таинственной громадой высился храм, его купола таяли, растворялись в вечернем, пасмурном небе, на котором уже зажглись редкие звёзды. Священник открыл тяжёлую церковную дверь, вошёл внутрь, повернул рубильник, и с высоты главного купола засияли огни огромного паникадила. Каморин бегло осмотрел храм и пришёл в восхищение. Хотя не было ничего необычного в том, что он увидел здесь: строгие лики святых на иконах, стены, светившиеся свежей белизной, готовые под роспись, нарядный пол, выложенный двухцветной плиткой. Но он знал, что всё это создано энергией его спутника - невысокого, болезненного человека с необычной судьбой.
– Этот храм кажется древним, но в действительности он довольно новый, построили его в начале двадцатого века, перед самой первой мировой войной, - сказал отец Игорь с улыбкой, как бы желая из скромности избежать похвал себе и результату своих трудов.
– Притом в так называемом русско-византийском стиле, который считается эклектическим, то есть искусственно сочетающим разнородные элементы. На этом основании в советское время здание сочли не имеющим архитектурной ценности и не церемонились с ним...
– Насколько я знаю, в то время, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, вообще много строили храмов...
– Да, потому что быстро росло население. И ещё потому что хотели укрепить духовные устои общества, которые начали расшатываться. Но это, как мы знаем, не помогло. Элита общества, самые просвещённые его представители отвернулись от православия. Пользовалось успехом всё, что угодно, - теософия, спиритизм, учение Маркса, - только не отеческая вера. И сейчас положение не лучше. Большинство именующих себя православными посещает храмы лишь на Пасху и Рождество.