Прощайте, сожаления!
Шрифт:
– То есть она была для него не только коммерческим директором?
– Возможно.
– Стало быть, вы допускаете в этом деле мотив мести?
Хотя голова его уже раскалывалась от боли, Каморин поразился безумию ситуации: он сам объясняет следователю причину, по которой мог бы убить Чермных. Как выбраться из этой ловушки? Помолчав, медленно, с трудом подбирая слова, он ответил:
– Допускать можете вы, а я заявляю, что у меня такого мотива не было и я не убивал Чермных.
– Хорошо. А может ли кто-то подтвердить, что вы весь день 23 октября провели дома?
– Нет, потому что я живу один и никто ко мне не приходил.
– То есть у вас нет ни жены, ни любовницы, ни детей?
– Нет.
– В вашем возрасте это довольно странно...
Следователь
– Вот что, - как бы делая вывод, сказал наконец Бурило.
– Сегодня мы на этом закончим. Я кратко записал ваши показания, подпишите на каждой странице. И затем можете быть свободны.
Каморин вышел из отдела полиции с чувством недовольства собой, недоумевая: что побудило его выбалтывать про свою давнюю связь с Александрой? Желание понравиться следователю своей искренностью, рождённое атавистическим страхом перед всеведущим правоохранительным ведомством? Или это была просто попытка поскорее отделаться, признав то, о чём Бурило уже наверняка знал? Но тот, конечно, теперь будет с ещё большим усердием заниматься Камориным и не отстанет до тех пор, пока не сварганит в отношении кого-то, ну хотя бы него, кстати подвернувшегося журналиста, обвинительное заключение. В интересах Каморина, чтобы следователь нашёл настоящего убийцу. Не помочь ли ему в этом? Как? Отчего не съездить в Змиево и не попытаться что-то узнать о супруге настоятеля тамошнего храма отца Игоря - наследнице Чермных?
На следующий день, просидев в редакции только до обеденного перерыва, Каморин поехал в Змиево. Отпрашиваться у Анжелы он посчитал излишним, потому что заданий у него в этот день всё равно не было, а в экстренном случае она всегда могла позвонить ему на мобильный. Он сел в пригородный автобус. Получасовой путь лежал сначала мимо заброшенного завода и кладбища, затем по обе стороны дороги показались нарядные, затейливые коттеджи с коваными воротами, башенками и оранжереями - дачи "новых русских". Далее начался старый дачный массив, который незаметно перешёл в посёлок Змиево, вытянувшийся вдоль автотрассы, что вела в северные районы области. По окраинам Змиево было застроено обычными сельскими домами, но ближе к центру громоздилась кучка панельных пятиэтажек, благодаря которым бывшее село и получило, наверно, гордое звание посёлка. В полукилометре от этого наследия советской эпохи над почти совсем уже облетевшими тополями возвышалось нечто совершенно неожиданное и нездешнее на фоне заурядного посёлочка, во истину не от мира сего - каменный, огромный пятикупольный храм с колокольней. Каморину до сих пор доводилось лишь проезжать мимо Змиево по автотрассе и всякий раз он удивлялся контрасту между привычной, серой обыденностью и величавым памятником прошлого. Храм производил сильное впечатление и в советские годы, несмотря на то, что стоял тогда "обезглавленный", без нынешних голубых куполов. Казалось непонятным: как старое село Змиево, которое никак не могло быть больше нынешнего посёлка, породило столь внушительное сооружение?
Каморин шёл к храму тихой улицей, с любопытством посматривая по сторонам. Возле пятиэтажек он заметил, что в их двор забрела корова и добывала себе что-то из металлического бака для мусора, сунув туда морду. Он достал смартфон и зачем-то сфотографировал эту сценку, точно нарочно придуманную для того, чтобы подчеркнуть нелепость и уродство быта в сельских панельных многоэтажках. Хотя когда-то, подумал он, этим жильём восхищались: как же, агрогород, смычка города и деревни!
Храм по мере приближения к нему казался всё внушительнее, тёмный силуэт его пяти куполов, собранных в гроздь, с как бы отставленным в сторону веретеном колокольни всё резче и тяжелее выделялся на фоне бледного неба. Миновав калитку в ограде, Каморин увидел, что церковный двор был тесно застроен: помимо различных служебных построек там стоял большой одноэтажный дом, в котором, видимо, жил священник. А где же сам он? Не спросить ли об этом работника, который штукатурил стену одной из построек, стоя на шатких строительных
– Что вам нужно?
Удивлённый, Каморин разглядывал странного человека в чёрной робе, заляпанной раствором, с длинными чёрными, тронутыми сединой волосами, выбившимися из-под мягкой чёрной шапочки-скуфейки, с аккуратной бородкой и настороженным взглядом. "Да это же и есть священник!" - догадался он. И всё-таки, недоумевая и желая полной ясности, ответил вопросом на вопрос:
– Вы отец Игорь?
Священник молча кивнул.
– Я журналист, работаю в газете "Ордатовские новости", которую издавал предприниматель Сергей Чермных. Недавно он умер. В его завещании упомянута ваша супруга Ольга Шумова. Мы готовим номер, посвящённый памяти Сергея Борисовича, и хотели бы попросить госпожу Шумову поделиться воспоминаниями о покойном.
– Мне Ольга о предпринимателе Чермных никогда не говорила. Хотя я знал её с юности, мы вместе учились. Она уехала в город, скоро должна вернуться. Пройдёмте пока в дом.
Они поднялись на крыльцо, миновали тёмный тамбур и оказались в прихожей.
– Располагайтесь здесь, - отец Игорь указал на длинную деревянную скамью с точёными ножками, резными подлокотниками и такой же спинкой напротив настенного зеркала и низенького комода.
С удивлением Каморин понял, что в жилые комнаты его не пригласят и что раздеваться не стоит: в прихожей, обшитой лакированным тёсом, было прохладно. Отец Игорь ушёл внутрь дома и минут через десять вернулся уже переодетый, в чёрном костюме без галстука, тёмной рубашке и чёрных войлочных ботинках. "Экий нелюбезный хозяин!" - с внезапной неприязнью подумал о нём Каморин. Вместе с тем он заметил, что сейчас, без скуфейки, с длинными, волнистыми волосами, свободно падавшими на плечи, с лицом моложавым, почти без морщин, священник был внешне довольно хорош собою. Впрочем, было в его облике нечто хрупкое, уязвимое, а сумрачный взгляд выдавал некие душевные борения.
– Вы хорошо знали покойного?
– спросил отец Игорь, присаживаясь на скамью рядом с Камориным.
– Нет. Газетой всегда занималась его дочь. Его же сферы деятельности были другие: энергетика и строительство.
– Эх, мне бы сюда бригаду строителей хоть на неделю!
– Да, строители вам точно нужны. Не дело для батюшки самому подниматься на леса. Тем более, с хромой ногой. После перелома, наверно?
– Нет, у меня в детстве был церебральный паралич.
– И тем не менее вы рискуете подниматься на высоту?
– Ничего, Господь помогает. Я и на купола поднимался...
Оба помолчали. Каморин подумал, что в словах отца Игоря гордыни, может быть, не меньше, чем веры. Иначе откуда столько уверенности в том, что случайно, без попущения свыше, с ним не стрясётся никакой беды? Одно дело - книжное знание того, что "и волос с головы не упадёт без воли Отца вашего", и совсем другое - лезть хромому, с нетвёрдой поступью и неловкими конечностями на головокружительную высоту. Не ищет ли этот человек святости?
– Наверно, прихожане оценили ваше усердие?
– не без подвоха спросил Каморин.
– Нет, ежедневно на службах бывает человек двадцать, не больше. И это всё те старухи, которые ходили бы сюда к любому священнику. У них это, можно сказать, врождённое: ведь в здешней церкви молились их матери, бабки и иные предки.
– Но всё-таки храм восстановили. Я помню, в советские годы он был без куполов...
– В советские годы здесь был склад. И долго местные власти не хотели отдавать это здание, пока я не написал Горбачёву...