Прощайте, сожаления!
Шрифт:
Чирков возник словно ниоткуда: до сих пор широкая публика ничего о нём не знала. Но в местных аппаратных кругах он имел репутацию блестящего молодого человека, хотя уже разменял пятый десяток. Он был вечным замом, успев сменить множество организаций, в каждой из которых трудился лишь около года. А став наконец первым лицом городской администрации, не захотел, естественно, оказаться лишь "калифом на час" и потому решил публично заявить о себе как подходящем кандидате на должность сити-менеджера.
По прибытии в приёмную Чиркова, Каморин увидел там только одну свою коллегу - Ксению Потуданскую из "Вечернего Ордатова", пятидесятилетнюю, обрюзгшую, с крашеными рыжими локонами. Он понял, что кандидат в градоначальники
Встречу с корреспондентами Чирков назначил на половину пятого часа, но пригласил их в свой кабинет только в начале шестого. Приветствуя гостей, из-за стола поднялся слегка утомлённый, но всё же казавшийся моложе своих сорока с небольшим лет ещё довольно стройный шатен с густой шевелюрой и спокойным, глубоким взглядом карих глаз. В его облике удивляли странные признаки женственности: красивые губы, похожие на лук Амура, нежная кожа полноватого лица, уже наметившийся двойной подбородок...
Когда корреспонденты сели на указанные места, Чирков остался стоять и сразу начал проговаривать то, что хотел увидеть напечатанным. Он говорил как вполне искушённый оратор, без бумажки, непрерывно минут сорок, не позволяя задать ни один вопрос, увлечённо, пространно и сумбурно, перескакивая с одной темы на другую. Его речь на обычном чиновничьем сленге лилась гладко, без запинки, красивый голос с плавными модуляциями был звучен и убедителен. Но Каморин с упавшим сердцем понял, что практически ничего из этого монолога нельзя воспроизвести в газете дословно: едва ли не каждая фраза была построена неправильно и выражала мысль не совсем ясно или не полностью, всё нужно было домысливать, дополняя и развивая недомолвки, соединяя разбросанные беспорядочно обрывки идей. Приняв же во внимание большой объём озвученной информации, Каморин сообразил, что на это задание ему потребуется столько времени, что дай бог успеть за выходные.
Сразу после пресс-конференции он позвонил Анжеле на мобильный телефон, посчитав своим долгом сообщить о чрезвычайной трудоёмкости данного ему задания. Нельзя ли сдать материал во вторник? Ведь работать без выходных очень тяжело, особенно в его немолодом возрасте... Не видя её, он понял, что она презрительно сощурилась, только по звуку её голоса:
– Имейте в виду, что вы не являетесь незаменимым сотрудником! Чао!
Когда она отключилась, он пробормотал: "Стерва!" Впрочем, иного от неё он и не ждал. Как и она, конечно, не ждала от него иной реакции, кроме покорности. Она же знала образ его мыслей: невозможно отказывать, когда связан служебными отношениями и от тебя требуют чего-то в интересах дела...
Как лояльный сотрудник он в выходные выполнил срочную работу. Хотя чего это ему стоило! Уже сформированные куски текста приходилось переделывать снова и снова, потому что проклятый Чирков возвращался к одним и тем же вопросам по нескольку раз. Многое, произнесённое им невнятной скороговоркой, приходилось уточнять, наводя справки в интернете. И постоянно нужно было подгонять себя из боязни не успеть. А в понедельник, когда от работы его уже тошнило и он чувствовал себя очумевшим от безвылазного сидения дома наедине с ноутбуком, Анжела, как ни в чём не бывало, дала ему очередное срочное задание: пойти к двенадцати дня на презентацию новой гостиницы "Холидей-Инн" и уже к вечеру прислать по электронной почте готовый репортаж. Когда же он попросил отгулов за работу в выходные, она ответила насмешливо, что он их получит "потом", а сейчас много спешной работы... И в итоге до конца недели он вынужден был работать с тем
Наедине с собой он в те ужасные дни ещё много раз обзывал её стервой, чтобы как-то, вопреки своей бессильной растерянности, выплеснуть возмущение. Потому что какой же ещё был у него выбор, кроме покорности? Не сам ли он виноват в том, что оказался в жалком положении? Разве только сейчас Анжела стала стервой? Разве не сам он помог ей стать такой, позволив ей увериться в том, что стервозность - это гарантия успеха, во всяком случае, в обращении с ним? Он слишком долго закрывал глаза на то, что зарплата у него мизерная, всего тринадцать тысяч, меньше, чем у продавщицы продовольственного магазина, ха-ха! Что из этой суммы официальный заработок, который будет учитываться при начислении пенсии, - всего восемь тысяч, остальное "в конверте". Что без уважения к возрасту его нагружают срочной работой и посылают в дальние, трудные поездки.
Он знал, почему Анжела так обращается с ним. Она давно поняла: сам он из её редакции никуда не уйдёт, даже не попытается это сделать, а будет до конца держаться за свою работу ради того куска, который она соблаговолит ему кинуть, и даже не заикнётся о прибавке. Она же вполне раскусила его, постигла не вполне понятную ему самому странную смесь робости и гордыни в его душе. Именно эти чувства не позволяли ему искать что-то лучшее, когда он был моложе. Хотя сам он тогда объяснял себе это объективными причинами - отсутствием журналистского образования и опыта работы в настоящей газете. Он представлял себе, как редактора будут спрашивать его о том, что он окончил, и не смогут скрыть разочарование, услышав ответ. Ведь в редакциях мало-мальски солидных газет, в особенности тех, которые получают бюджетные деньги хотя бы в виде заказов и грантов, стремятся иметь в штате специалистов. Коими там считаются дипломированные журналисты или, на худой конец, филологи. А теперь, на шестом десятке, ему тем более некуда податься, поскольку он так и не сделал себе журналистского имени (что в "Ордатовких новостях" было невозможно в принципе) и уже слишком стар для успешной карьеры на новом месте.
В пятницу ужасной авральной недели, после очередного брифинга, уже около пяти часов, он решил в этот день уже не возвращаться на работу, а заглянуть в "Плазу", благо она была рядом. Ему захотелось поделиться своим горем с Александрой. Охранник на входе пропустил его без лишних вопросов, как только увидел его удостоверение корреспондента "Ордатовских новостей". Связь "Плазы" с этой газетой ни для кого в офисном центре не была тайной хотя бы потому, что тут же, в вестибюле, штабелем лежали для всех проходящих газетные номера. Он поднялся на третий этаж и осторожно приоткрыл дверь приёмной ООО "Синергия". Александра сидела на своём обычном месте нахохлившаяся, печальная, вся в чёрном.
– Добрый вечер, - сказал он негромко.
Александра подняла к нему своё потемневшее лицо с лиловыми кругами под глазами и ответила с горькой усмешкой:
– Да уж вечер лучше некуда...
– Если я не вовремя...
– испугался он.
– Ничего, садись, поговорим.
– Похоже на то, что Анжела решила газету постепенно придушить, выдавливая сотрудников одного за другим. Меня поставила в совершенно невыносимые условия, заставляет работать без выходных, днём и ночью. Прошлые выходные я просидел не разгибаясь над срочным материалом, затем вместо отгулов был всю неделю завален работой, а сейчас был на брифинге, отписаться по которому должен к полудню понедельника. Это значит, что опять придётся работать в выходные. Я уже чувствую, как моя обычная боль в левой части головы уплотнилась, превратилась в постоянное ощущение чего-то инородного, давящего. Это уже мешает мне работать. Я на пороге какой-то катастрофы.