Прощайте, сожаления!
Шрифт:
Каморину вдруг показалось очень привлекательным и даже уютным это поле с его дальней лесополосой, плодородной, ухоженной почвой и хорошо налаженным трудом и бытом земледельцев. Особенно радовало его глаз и что-то, казалось, шевелило в памяти относительное многолюдье здешних работников. Он вдруг живо представил себе, как трудились когда-то крестьяне, его предки, на своих небольших наделах размером этак с полдюжины десятин, то есть что-то около нынешних пяти-шести гектаров. Это же, в сущности, всего лишь клочок земли длиной, допустим триста метров, а шириной - двести, на котором легко можно было не только видеть соседей, которые одновременно с тобой пахали, сеяли или убирали урожай, но даже
Подъехал очередной зерновоз - оранжевый "КамАЗ". Водитель, сорокалетний крепкий мужик с насупленным взглядом воспалённых глаз, остановился возле самой передвижной столовой. Каморин сразу кинулся к нему с просьбой подвезти до тока. Уже зная, наверно, о заезжем корреспонденте, тот молча кивнул в знак согласия. Каморин мгновенно забрался в кабину "КамАЗа".
– Дождь будет, - помолчав, сказал водитель.
– Почему так думаете?
– Да вот чудище залетело, - водитель указал взглядом на тёмный мохнатый комочек, с жужжанием возившийся на тонированном козырьке верхней части лобового стекла.
– Шмели всегда летят в окна перед дождём. И небо какое - всё заволокло тучами. Хотя с утра было чистое...
– Так это беда для вас! В раскисшем поле комбайнам делать нечего!
– Нет, в сущности, не беда. Все замучились уже работать днём и ночью. Хоть бы денёк отдохнуть! А больше всё равно не получится: в эту пору затяжных дождей не бывает, солнце скоро всё высушит...
Каморин искоса присмотрелся к водителю и различил на его лице ту же серую тень усталости, что и на лицах комбайнёров. К тому же эти воспалённые глаза и трёхдневная щетина на щеках... Этот работяга казался бесхитростным. Отчего не уточнить у него свою догадку о том, кто является хозяином "Лубновского"?
– Кто по-настоящему переживает из-за дождя, так это, наверно, ваш хозяин Енютин...
– Енютин у нас директор, а не хозяин, - помолчав, лениво отозвался водитель.
– "Лубновское" принадлежит Хнырову.
– Шурину Гомазкова?
– Уж не знаю, чей он шурин, а только зовут собственника Хныров Николай Георгиевич. Он приезжал к нам однажды, всё здесь осматривал, Енютин его нам представил. Мужик ещё довольно молодой, ниже среднего роста, с бритой головой, взгляд у него строгий, с прищуром...
Каморин был ошеломлён. И тут Гомазков оставил свой след! Уже в который раз возникала перед ним эта зловещая фигура, точно навязчивый кошмар! Забраться в самый дальний угол района, провести полдня в одном из лучших здешних сельхозпредприятий и перед самым отъездом вдруг узнать, что и оно контролируется Гомазковым, - этого он никак не ожидал. В такую возможность верить просто не хотелось. Всё походило на то, что на самом деле район находится у Гомазкова "под колпаком".
Когда комбайнёры закончили свою трапезу и возобновили работу, в небе уже грохотало и упали первые капли дождя. Всё-таки за полчаса "КамАЗ" успел набрать из-под комбайнов полный кузов зерна. К тому времени, как зерновоз выехал на грунтовку, ливень извергался сплошной водяной стеной. Люди, комбайны, машины - всё подёрнулось мутной пеленой, в которой терялась линия горизонта и серое небо сливалось с такой же серой землёй. А спустя ещё полчаса, когда Каморин доехал до тока, гроза почти кончилась. Но женщин с лопатами и других здешних работников не было видно нигде. Лишь после того, как он выпрыгнул из кабины в зябкую сырость размокшего поля и огляделся, ему стало ясно: все ещё сидят под навесом. Он сунулся туда же и столкнулся с бригадиром Иваном Георгиевичем. Тот как раз поднялся со скамьи, подошёл к краю навеса и с сомнением смотрел на пасмурное, сочившееся влагой
– Иван Георгиевич, не идёт ли от вас до московской трассы, а лучше в город какой-то транспорт?
– Я сейчас как раз еду в город за запчастью, - хмуро ответил бригадир.
– Наумов позвонил, сказал, что срочно нужен шкив для контрпривода молотилки "Дона". Могу подвезти. Только думаю: не пойдёт дождь снова? Ведь при таком ливне, как сегодня, видимость на дороге почти нулевая...
Всё же через пять минут оба уже сидели в "Ниве" канареечного цвета, которая осторожно двигалась по вязкой грунтовой дороге в сторону Лубновки. До села они добрались через полчаса. А от Лубновки началась уже та самая асфальтированная дорога районного значения, по которой утром Каморин ехал на автобусе. Оба не спешили начать разговор, занятые своими мыслями.
– Ну и что? Каковы впечатления от увиденного?
– спросил наконец бригадир уже перед выездом на московскую трассу.
– Всё понравилось и даже пробудило какие-то странные, мнимые воспоминания, - почему-то волнуясь, признался Каморин.
– Показалось, будто я уже где-то, когда-то видел и подобное поле в пору страды, и подобную слаженную, горячую работу многих земледельцев. А на самом деле я сегодня впервые в жизни наблюдал жатву своими глазами. Может быть, это генетическая память - наследие крестьянских предков? Хотя существование такой памяти наукой не доказано...
– В этом на самом деле что-то есть. Я несколько раз видел один и тот же странный сон, такой яркий, что он казался скорее воспоминанием о действительном событии: будто я в сумерках бреду среди каменных, закопчённых развалин какого-то города... В реальности же никаких развалин я не видел, да и в городе мало бывал, потому как живу всю жизнь в селе...
– Может быть, это пророческий сон о будущем. Мне с детства несколько раз снилось такое: будто я одиноко иду по сосновому лесу, довольно густому, который постепенно редеет, и вот я оказываюсь на его опушке, среди песчаных холмов, и вдруг замечаю, что это не обычные холмы, а могильные холмики с крестами и памятниками на них. Когда умерла моя мать, я в день её похорон впервые в жизни оказался на Варваровском кладбище и поразился тому, насколько оно похоже на мой сон: опушка соснового леса и среди сосен, в жёлтом песке - могилы. Скорее всего, там же, рядом с матерью, похоронят и меня самого...
– Да вы меланхолик!
– Что делать, такими нас делает жизнь. Она лишь кажется спокойной и тихой - в её гладком течении всегда скрыты подводные камни, о которые можно разбиться. А в любом красивом пейзаже можно разглядеть нечто тёмное, угрожающее. Так в сияющей лазури сегодняшнего утра уже присутствовали, несомненно, признаки будущей грозы.
– Да к тому же поэт!
– хохотнул бригадир, и в его дыхании Каморин с отвращением уловил кислый запах пива.
На выезде на московскую трассу они застряли надолго. Машины шли по ней в обоих направлениях, на Москву и Ордатов, непрерывными потоками.
– Здесь бы развязку!
– вздохнул Каморин.
– Да уж! Мы и не мечтаем. Такое ради четырёх умирающих деревень городить не будут. Ведь проблема со временем рассосётся сама собой...
– Но останется же земля, а на ней - люди.
– Останутся одни фермеры - их будет вдесятеро меньше, чем работающих ныне.
– А разве у вашего сельхозпредприятия нет перспектив? Вы же успешные и имеете инвестора. Забыл, как его фамилия...
– Хныров.
– Толковый хозяин?
– Да я его видел всего один раз, года два назад, когда он приезжал в Лубновку. Ничего о нём не знаю.