Прошлой осенью в аду
Шрифт:
«Ну, вот вы и вспомнили, – усмехнулся Бек, – будто читал мои мысли. – А дальше что было, знаете? Все четверо вскорости скончались. Подполковника сняли с поезда в Рубакине. Там он и отдал Богу душу в вокзальном медпункте. Блондинка доехала до Новосибирска, но уже бездыханной. Двое командировочных оказались вовсе не командировочными, а ворами-рецидивистами в бегах и потому были покрепче прочих. Еще трое суток маялись они в Петряновской районной больнице. Но медицина, районная в особенности, оказалась бессильна. Местный главврач заглянул в чемоданы скончавшихся, а там четыреста восемьдесят тысяч рублей, мешочек с золотыми слитками и две коробки из-под сахара-рафинада, битком набитых колечками да брошками. Главврач тут же, конечно, рехнулся… Подхватил первую попавшуюся дежурную
Лысый доктор из морга замолчал.
– Бросились со скалы! – вздохнула жена Вовиного брата. – Надо же, какая любовь!
– А по-моему, врет этот Бек. Байки травит. И про море, и про воров, – скептически возразил сам брат.
– Нет! Если бы! Банку с грибками, где смерть моя сидела, я сам прекрасно помню, – вскинулся доктор. – И воры были. С железными зубами, я помню! А главное, я ведь не поленился, позвонил в Петряновскую больницу, и мне сказали, что действительно очень давно главврач с медсестрой сбежали прямо с дежурства и навсегда исчезли. А я живой! И ведь это не все. Я ведь у Бека попросил удачи. Еще. На будущее. Он мне сказал: «Хорошо. Я устанавливаю ваш персональный код. Ждите». Я, конечно, начмедшу вспомнил и особо хорошего ждать не стал. Однако не далее, как позавчера прихожу я в наш универсам, беру бутылку, и вдруг ко мне бегут и кричат: «Вы у нас стотысячный покупатель крепких спиртных напитков! Получите приз». И мне вручают тысячу долларов и ящик водки. Ну, как вам Бек?
Присутствующие издали завистливый вздох и стихли. Первой пришла в себя неугомонная Наташка:
– Я хочу к этому Беку!
– Ой, а я бы побоялась, – запищала жена Вовиного брата. – Ведь что вытворяет!
– Нам ни к чему это, – согласился и Вова. – Что мы, водки сами не купим, что ли? Дело ведь, похоже, опасное. Ну, откуда он все это берет? Про купе, про грибки? Гипноз? А как он Фесюка сюда притащил?
Однако Наташка встала уже на свою носорожью тропу и не хотела свернуть.
– Я пробьюсь к Беку, – решительно заявила она. – И успокойся, Вова: ни в какие дебри с грибочками я не полезу. Мне просто продиагностироваться надо. Что-то последнее время поясницу тянет.
– Да, это будет почище любого УЗИ, – согласился доктор из морга.
– Все, решено! Дима, миленький, устройте нас с Юлей к Беку, – завопила Наташка. – Юля, у тебя ведь головные боли? Пожалуйста! Можете? Только я не могу ждать целых полтора месяца. А без записи? Побыстрее? Завтра-послезавтра?
Дима неопределенно кивнул. Мне не хотелось диагностировать никакие головные боли, но штучки Бека произвели на меня впечатление. История влюбленных, бросившихся со скалы меня поразила не меньше, чем жену Вовиного брата. Дело в том, что я только что решила идти за Димой Сеголетовым на край света. Черносмородинная еще бродила в моей крови, а Дима был прекрасен. И он обнимал меня! Это значило, что возможны чудеса. Возможна и безумная, до смерти любовь. Чем сильнее любовь, тем ближе смерть. При этом, я знала, жизни совсем не жалко. Жалеть этот хмурый вечер, эти глупые разговоры, жареных кур на столе? Один только блюз из настоящей жизни. Разве мы с Димой просто топчемся посреди чужой душной комнаты? Нет, это мы взбираемся на ту самую скалу. Нас обдувает ветер. Он пахнет холодом, морем, гнилыми водорослями – жизнью. И в ушах как шумит! Не море? Не обязательно море. Берется же откуда-то этот шум в привезенных с юга раковинах, в пустых чашках. Даже если руку сложить лодочкой и прижать к уху, услышишь тот же шум. Откуда? Он существует всегда и везде. Я теперь и без раковины его слышу! Вот сейчас мы умрем вместе. В этих глазах – отныне единственных на свете, – мрак и незнакомые выпуклые огни. Мне все равно. Со скалы? Прыгнем и со скалы. Только с тобой!
Дима разомкнул античные губы, и я поняла, что сейчас он что-то скажет. Может быть, самое главное? Боже, ведь я еще не слышала его голоса! Он до сих пор никому ни слова не сказал! Что же теперь будет?
И Дима сказал:
– Здесь, у вас у губы, прыщики какие-то розовые... У вас, наверное, сейчас критические дни?
О, моя безумная, внезапная и до смерти любовь! Ведь была только что! Но в ту минуту она выеденной консервной банкой покатилась прямо со скалы Горящих Сердец, воздвигнутой было мною. Она подскакивала, тускло бренчала в разверзшихся потемках и летела вниз. Все вниз и вниз! Бесславно вниз.
Я дотанцевала блюз и пошла в прихожую одеваться. Наташка выскочила за мной.
– Ты что так рано? Только полдвенадцатого. Ты же говорила, что завтра у тебя выходной!
Я ответила равнодушно:
– Устала.
– Тогда сейчас я вызову Диму, и он тебя проводит.
– Диму не надо!
– Что это вдруг? А мне казалось, вы прекрасно поладили. Весь вечер ты ходила за ним, как пришитая.
– Больше не буду.
– Нет, что все-таки случилось? – наседала изумленная Наташка. – Так все хорошо шло! Я так радовалась! Ты на нем висела. Дело было на мази!
Она немного понизила голос и зашептала, тараща глаза:
– Ты ему тоже понравилась. Он мне сам говорил!
– Он все-таки умеет разговаривать? И что же еще в его словарном запасе, кроме «агу»? Это сладкое слово «квартира»?
– – Ну, вот! Опять ты за свое! – огорчилась Наташка. – Значит, ты мало выпила. А я-то дура, радуюсь: все вроде идет у вас как по маслу. Наконец-то ты вцепилась в подходящего мужика. Эх, надо было тебе еще налить! А он, если хочешь знать, не «агу» сказал, а что ножки у тебя неплохие. И попка. В общем, проявил заинтересованность.
– И я должна разрыдаться от счастья?
Наташка потеряла терпение:
– Не дури! Чего же тогда ты весь вечер липла к нему? Нет, назад дороги нет! Пойми: он обещал завтра же устроить нас к этому экстрасенсу, к Беку, про которого Алик рассказывал!
– Алик, который из морга?
– Ну да! Я прямо сама не своя, есть не смогу, пока у Бека не побываю. Так что не порть мне настроение. Потерпи хотя бы до Бека.
– У меня нет трехсот рублей на такую ерунду.
– Зато у меня есть! Я тебе дам. Дарю тебе звезду, – не унималась Наташка. – Бек мне нужен до невозможного! Ты же сама слышала какие у него авторские методики! Устранение недоброжелателей, привязка любовниц. Это-то мне и надо, вернее, не привязка, а отвязка. Представляешь, я стороной узнала, что у Вовы появилась какая-то толстозадая.
Наташка всегда очень требовательно относилась к внешности своих соперниц. Себе она делала поблажки. У нее, она считала, и так море обаяния.
– И вот прямо завтра можно эту кувалду отвадить. Ты ведь хочешь, чтобы не распалась моя семья? Тогда не фордыбачь. Дима сам предложил, чтоб мы обе сходили к Беку. Завтра. Ты явно его заинтересовала.
– И ему нужно знать, нет ли у меня недолеченного сифилиса?
– Фу! Ты вся такая воздушная, а говоришь пакости! Ну, для меня! Чтоб не распалась семья, не отвергай пока Диму. Для меня!
Я вздохнула:
– Ладно. Только провожать меня не надо. Тут два шага.
– А маньяк?
Я была так пришиблена крушением своей внезапной любви – или что это было? – что впервые не испугалась страшного слова. И страшное белое лицо как-то смазалось и расплылось в моей памяти. Я только махнула рукой.
– Тогда я с балкона буду смотреть, – вызвалась Наташка, – и если что...
Я медленно пересекла двор. Было совершенно темно. Нигде никаких маньяков. Только ветер оглушительно шумел в тополях. Такой шум бывает только в сентябре. Были в небе и звезды, но все какие-то неяркие, мелкие, серые. Нет на свете чудес!