Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944
Шрифт:
О причинах, заставивших Браухича окончательно отказаться от того, чтобы поддержать требования Бека, мы можем лишь догадываться. Можно предположить, что Браухич чувствовал, что Бек его теснит на путь, который он, возможно, и считал правильным, но который, принимая во внимание требуемый от него шаг-ультиматум, казался ему жутким и опасным. Он не был сильным человеком, чтобы решиться поставить на карту свою должность и посты своих генералов, а возможно, и принести в жертву их и свою жизнь. «Браухич застегнул мундир на все пуговицы и сказал: «Я солдат и должен подчиняться» — так писал Хассель в своем дневнике 27 сентября 1938 года» [30] . Также вполне вероятно, что Браухич тешил себя надеждой, что путем переговоров, правда при угрозе применения военной силы или даже без использования подобной угрозы, удастся убедить Гитлера решить чешский вопрос желаемым генералитетом способом.
30
Эрих
Сегодня, естественно, невозможно сказать, что бы произошло, сделай Браухич шаг-ультиматум, предложенный Беком. Мы конечно же не считаем, что Гитлер позволил бы подобным образом убедить себя в губительности его планов. Однако можно предположить, что единодушное вето генералитета сухопутных войск, которое, согласно желанию Бека, было бы «впечатляющим, но не резким и грубым», а также все принимаемые в расчет доводы убедили бы фюрера, по крайней мере, на некоторое время воздержаться от исполнения своих военных планов. То, что Гитлеру не пришлась по душе позиция руководителя Генерального штаба и без не переданного Браухичем вето, доказывает его реакция на июльский меморандум Бека, последовавшая после выслушанного им доклада о нем. Его первым вопросом было: «Кто его читал?» Узнав, что речь идет об ограниченном количестве осведомленных, Гитлер успокоился и решил без всякой шумихи, почти незаметно сместить опасного автора с его поста. Он приказал Браухичу передать автору, что отрицает справедливость его меморандума. Подобная молчаливая игра противоположностей вряд ли была возможна, ведь существовал риск «забастовки генералов» и ее предполагаемого влияния на общественное мнение как внутри, так и вне страны. Но непременным условием для того, чтобы вынужденный отказ от исполнения военных планов был не временным, а окончательным, являлось бы непоколебимое желание генералов настоять на своем требовании.
Здесь можно думать все, что угодно, но Бек справедливо видел в позиции главнокомандующего сухопутными войсками отказ от поддержки его в решающий момент. Его переполняла глубокая горечь, которая и позже не уступила место никаким другим чувствам. Годы спустя, когда речь в разговоре заходила о тех драматических событиях 1938 года, его, всегда спокойного и сдержанного человека, охватывало страстное волнение. Не раз автор был свидетелем подобной вспышки чувств. Затем происходило следующее: Бек напрягался, его глаза вспыхивали яростью и презрением, и, грозя кулаком, он говорил: «Браухич меня предал!..»
Для Бека все было ясно и в поведении главнокомандующего. Он не предавался иллюзиям и прекрасно понимал, что его борьба была напрасной и что в его распоряжении больше нет средств, чтобы предотвратить несчастье. Но он не был потрясен такой развязкой — часто в последние месяцы такой исход казался ему вполне вероятным, а в разговорах с Хоссбахом говорил, что знает, как поступить. Он твердо решил уйти в отставку.
Многие полагали, что Беку лучше остаться на своем посту в это критическое время в надежде все-таки добиться успеха. Не было недостатка в подобных советах и со стороны ближайшего к нему окружения. Одному бывшему подчиненному, который умолял его не уходить в отставку, Бек ответил: «Насколько я понимаю, уже слишком поздно». Он прекрасно осознавал, что после передачи его меморандума Гитлеру нужно будет принять в расчет необходимость оставить свой пост, пусть и не сразу, чтобы избежать неприятной шумихи, но при ближайшей подходящей возможности. Против этого восставала внутренняя гордость этого самого по себе очень бескорыстного человека. Однако определяющим для его решения оказалось его понимание долга, которое запрещало ему и дальше оставаться на своем посту, что могло бы превратить его в безвольный инструмент выполнения решений и приказов, которые претили ему. Давайте вспомним его слова, обращенные к Фричу: «То, что руководитель Генерального штаба говорит, должно соответствовать его поведению. Несоответствие между словами и поступками было бы для него смертельным и губительно повлияло бы на Генеральный штаб. Если он понимает, что находится перед ситуацией, которая при тщательнейшем рассмотрении субъективно оставляет ему только этот выход, — и абсолютно все равно, даже если его точка зрения объективно ошибочна, — то в интересах Генерального штаба он должен оставить свое место другому». Бек был верен своему слову.
Гитлер решил подавить в зародыше любое активное сопротивление генералов его политике, направленной на насильственное решение чешского вопроса. Характерным
Йодль прокомментировал этот инцидент и позицию несогласных генералов. Сделанные им замечания характеризуют его политическую слепоту и отсутствие собственного мнения: «Причина этой трусливой точки зрения, которая, к сожалению, очень широко распространена в Генеральном штабе сухопутных войск, имеет различные истоки. Раньше и он чувствовал себя необъективным, предавался политическим размышлениям, вместо того чтобы выполнять свои военные задачи и подчиняться. Последнее он делает с дедовской преданностью, но ему недостает гения фюрера, тогда как он сам в этот гений не верит. Его сравнивают с Карлом XII. И так как вода течет сверху вниз, из этого недовольства возникает не только, при известных условиях, огромный политический вред — так как противоречие точек зрения генералов и фюрера известно всем, — но и опасность для настроения войск. Однако я не сомневаюсь, что они благодаря народному настроению в нужное время поднимутся за фюрера».
Учитывая подобное свидетельство безоговорочного подчинения одного из самых близких военных советников Гитлера, очевидно, что последнему в дальнейшем осуществлении его роковой внешней политики могла помешать лишь демонстрация единой воли всего генералитета, как и планировал Бек. Тем временем железное Гитлера «Сейчас, а не потом!» действовало.
Спустя несколько дней, в середине августа, Гитлер объявил в речи по поводу боевых учений в Ютербоге, обращенной к генералитету сухопутных войск, что он твердо намерен еще этой осенью решить чешский вопрос с применением силы. Бек, ставший невольным слушателем этой речи, использовал ее в качестве повода для того, чтобы немедленно осуществить свое решение об уходе в отставку. 18 августа он попросил главнокомандующего сухопутными войсками добиться его освобождения от должности руководителя Генерального штаба. Спустя три дня Бек получил ответ о согласии Гитлера. 27 августа он передал дела генералу Гальдеру. Согласно желанию Гитлера, об отставке Бека не было объявлено сразу «по внешнеполитическим причинам».
О том, как Бек прощался с узким кругом его ближайших подчиненных, генерал Хоссбах пишет следующее:
«Обязанность, которая была возложена на Бека, по желанию Гитлера, главнокомандующим сухопутными войсками генерал-полковником фон Браухичем, не афишировать свою отставку вызвала неудовольствие уходящего, поскольку его лишили возможности объяснить свой уход всем своим коллегам по Генеральному штабу.
Гитлер же, наоборот, хотел произвести впечатление, будто бы Бек еще является руководителем Генерального штаба. Само собой разумеется, что подобного рода обман в действительности осуществить не удастся. Факт, что Бек больше не занимает свой пост, скрыть нельзя.
Поэтому Бек решил лично сообщить о своей отставке ближайшим помощникам и одновременно попрощаться с ними. 27 августа, в первой половине дня, обер-квартирмейстеры и руководители отделений Генерального штаба сухопутных войск были приглашены в большой кабинет руководителя Генерального штаба. Окна этого кабинета выходили на Тирпицуфер.
Когда мы вошли в кабинет, Бек, выпрямившись, не реагируя на приветствия, сложив руки на груди, стоял рядом со своим письменным столом, расположенным у окна. Его лицо было усталым, бледным после бессонной ночи и при искусственном освещении казалось неземным. Взгляд больших красивых глаз был устремлен вдаль. Он держал перед нами классическую по форме и строению и мудрую по содержанию речь, длившуюся примерно четверть часа. Смысл заключался в том, что он еще раз разъяснил собравшимся офицерам борьбу руководителя Генерального штаба за независимую, творческую работу Генерального штаба, которую он вел, но которую при известных обстоятельствах не смел полностью выиграть. Призыв к независимости суждений и к твердости характера в действиях был полон настойчивости.
Бек начал речь с сообщения о своей отставке, а закончил выражением благодарности к своим сослуживцам.
Я полагаю, что небольшая часть слушателей, которая считала отставку Бека необходимой, не смогла не поддаться влиянию достоинства, гордого сознания своей ответственности человека, который по характеру, способностям и возможностям, вероятно, был последним истинным руководителем Генерального штаба Германии».
Предостерегающий ушел. Колесо, которое катится к пропасти, никто не остановит.