Прусский террор
Шрифт:
Австрийские артиллеристы впрягли лошадей в передки пушек и поспешно отступили.
Отступая, они демаскировали бригаду Нейперга.
Маленькая возвышенность чуть впереди Ашаффенбурга была увенчана батареей из шести орудий, и огонь ее обрушился на прусские отряды.
Этот огонь уничтожал людей целыми рядами, но пруссаки все равно продолжали идти вперед. Граф Монте-Нуово, видя это, лично встал во главе полка австрийских кирасир и двинулся в кавалерийскую атаку.
И тогда принц Александр отдал приказ всей баденской армии поддержать графа.
К несчастью, он поместил
— Если так, — сказал принц, — я прикажу стрелять в вас.
— Прикажите стрелять, — ответил тот офицер, кому было поручено высказать протест. — Мы итальянцы и поэтому враги Австрии. Все, что мы можем сделать, это не переходить к пруссакам.
Принц действительно приказал стрелять в них, и приказ был выполнен.
В итальянских рядах несколько человек упало, но прочие продолжали бесстрастно стоять с ружьями к ноге, не открывая огонь ни по пруссакам, ни по австрийцам.
То ли это получилось случайно, то ли они были предупреждены об этом нейтралитете, но пруссаки сосредоточили главный свой удар именно на это левое крыло, которое, оставаясь без сопротивления, позволило врагу вывести из строя соединение графа Монте-Нуово.
Штирийские егеря совершали чудеса. Они потеряли тридцать человек, а у противника убили более трехсот. Затем, в соответствии с данным им приказом, они подошли к началу ашаффенбургского моста.
Оттуда Карл и Бенедикт услышали ожесточенную перестрелку на краю города.
Это было правое крыло пруссаков, обошедших левое крыло принца Александра и атаковавших предместья города.
— Послушайте, — сказал Карл Бенедикту, — сражение проиграно. Рок преследует Австрийский дом. Я дам убить себя, ибо выполняю свой долг, но вы ведь ничем не связаны с нашей участью, вы воюете как охотник, вы, наконец, француз, и было бы просто безумием с вашей стороны дать себя убить за дело, которое к вам не имеет никакого отношения и даже не отвечает вашим взглядам. Сражайтесь до последней минуты, а потом, когда вам станет ясно, что любое сопротивление бесполезно, возвращайтесь во Франкфурт, бегите к Елене, скажите ей, что я мертв, если вы увидите меня мертвым, либо, если смерть отринет меня, отступаю с остатками армии на Дармштадт или Вюрцбург. Буду жив — напишу ей. А умру — так с мыслью о ней. Вот завещание моего сердца. Доверяю его вам.
Бенедикт пожал Карлу руку.
— Теперь, — продолжал Карл, — мне кажется, что долг солдата в том, чтобы до последнего дыхания стараться служить как можно лучше. У нас осталось сто семьдесят человек. Я возьму из них половину и постараюсь поддержать с ними защитников города; берите другую половину людей и оставайтесь у моста. Сделайте здесь все, что будет в ваших силах. Я тоже сделаю псе, что окажется в моих силах там, где буду. Вы слышите канонаду и ружейную пальбу — это приближаются пруссаки, а значит, нам нельзя терять ни минуты. Обнимемся.
Два молодых человека бросились друг другу в объятия. Затем Карл ринулся на улицы города и скоро исчез в дыму, который вот-вот должен был подступить и к мосту.
Бенедикт добрался до небольшого поросшего кустарником холма, откуда он мог бы прикрыть проход по мосту.
Едва лишь он там утвердился, как увидел быстро приближавшееся облако пыли. Это мчалась баденская кавалерия: ее преследовали прусские кирасиры.
Первые беглецы прошли мост беспрепятственно, но очень скоро мост так заполнился людьми и лошадьми, что проход оказался забитым и последним рядам пришлось все же, хоть и против воли, обернуться и встретить лицом к лицу тех, кто их преследовал.
В эту самую минуту залп Бенедикта и его егерей положил на землю человек пятьдесят и двадцать лошадей.
Прусские кирасиры остановились в удивлении: мужество вернулось к баденцам. За первым залпом последовал второй, и стало слышно, как пули стучат по кирасам, словно град прошумел по крышам.
Пало тридцать человек и столько же лошадей.
Среди кирасиров началось замешательство. Баденцы воспользовались этим, вернулись с моста и пошли в атаку.
Но, отступая, кирасиры обнаружили перед собою разбитое их уланами австрийское каре, которое пруссаки гнали перед собой.
Каре оказалось между пиками уланов и саблями кирасиров.
Бенедикт увидел, как австрийцы смешались с уланами и кирасирами.
— Стреляйте в офицеров! — крикнул Бенедикт.
И сам, выбрав капитана кирасиров, выстрелил в него.
Капитан упал.
Другие тоже выбрали офицеров, но им было удобнее стрелять в уланов. Смертей стало еще больше.
Почти все прусские офицеры пали, и было видно, как их лошади, лишившись всадников, скачками прибились к эскадрону.
На мосту продолжалась давка.
Внезапно главные силы союзной армии подошли почти вперемешку с врагом.
В это же время по улице пылавшего города с обычным своим спокойствием отступал Карл. При каждом выстреле он убивал человека. Пулей с него сорвало его штирийскую шляпу, и он остался с непокрытой головой.
По его щеке текла струйка крови.
Оба молодых человека обменялись дружескими знаками. Резвун, узнав Карла, этого великолепного охотника, бросился к нему, радуясь, что он опять его видит.
В это время земля задрожала от тяжелого галопа. Это прусские кирасиры повторяли кавалерийскую атаку. Сквозь дорожную пыль и дым от ружейной пальбы видно было, как сверкали их кирасы, каски и лезвия сабель. Кирасиры проложили проход в толпе убегавших баденцев и гессенцев и продвинулись до трети моста.
Бенедикт видел, что его друг сражался с капитаном, которому он два раза всадил штык от своего карабина в горло.
Капитан упал, но на его месте оказались еще два кирасира, которые с поднятыми саблями напали на Карла. Двумя выстрелами из карабина Бенедикт убил одного и ранил другого.
Затем он увидел, как Карл, подхваченный и увлекаемый беглецами, оказался у моста, несмотря на все свои усилия соединиться с Бенедиктом. Со всех сторон он был окружен, и в таком положении ему оставался один выход к спасению — мост. Карл ринулся туда вместе со своими шестьюдесятью или шестьюдесятью пятью людьми, что у него оставались.