Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Хорошо, доктор!
Пострадавшие во время штурма Президентский Дворец и окружающие его строения к этому времени были полностью отреставрированы. Более того, по рекомендации Шеннона, в планировку всего комплекса были внесены некоторые изменения: в стене пробиты дополнительные ворота, изменена система сигнализации и освещения, а второй этаж резиденции соединён крытой галерей с центральными воротами. Гаражи, бараки для персонал и казарма гвардейцев были отстроены вновь, а винный погреб расширен и переоборудован в бункер. Туда же была перенесена радиостанция, которой заведовал Спаркс. Когда неожиданно загорелись все прожектора, установленные перед центральным въездом на территория дворцового комплекса, толпа от неожиданности отхлынула. Привыкшие е полумраку лунной ночи люди щурились от света, прикрывая глаза ладонями от бивших им прямо в лицо прожекторов. Не успели они приспособиться к новому освещению, как с козырька въездных ворот раздался громкий голос. Это был сам президент, говоривший в мегафон. Его речь была полной импровизацией, но оратор знал настроения толпы и обладал немалым опытом пропаганды. Он много говорил о разных вещах, выкрикивая лозунги, которые затем повторяла толпа. Это действо длилось от силы минут десять, но в сознании участников растянулась на часы. Впоследствии никто из присутствующих толком не мог вспомнить о чём была речь, но все они остались довольны.
Этот недостаток был устранён Алексом, который совершенно случайно оказался в толпе у Президентского Дворца. После предсказуемого результата выборов президента он бродил по Кларенсу в поисках какого-нибудь сенсационного материала. На его беду на улице не было протестующих и даже просто недовольных, которые могли бы добавить перца в его материал. Он зашёл в бар "Индепенденса" и выпил с папашей Вильком. Ресторан был полон гостями : наблюдателями и журналистами, приехавшими в Зангаро освещать выборы. Они разделились на четыре основные группы- две белых и две чёрных. Однако, если белые разделились, в основном, по своей политической ориентации: правые и левые, то негры -- по языковой: англофоны и франкофоны. Ни численность, ни возраст здесь не играли значения. Теоретически Алекс должен был присоединиться к сообществу "левых". Однако, они после стычки с Ювеленом они предпочитали его сторониться. Поэтому журналист коротал время с Гомезом, краем уха слушая о чём говорят за соседними столиками. Ближе всех к нему располагались "правые газетчики". Среди них заправлял американец, специальный корреспондент "Нью-Йорк Таймс". Это был типичный янки, наглый, громкоголосый, уверенный в своей правоте:
– Мой босс, Артур Сульцбергер, меня учил,- вещал он коллегам.
– Корреспондент должен сказать читателю, куда прыгнула кошка. А дальше публика уже сама ею занимается!
Его левая рука сжимала бокал с виски, а правая выписывала в воздухе круги. Алекс на минутку отвлёкся, слушая Гомеза, распекавшего кого-то из своих поваров.
– Вы должны были взять лучшие наши продукты! Ещё раз замечу, что экономите -- выгоню. Будете готовить утку по-пекински у мадам Чанг!
Тем временем, корреспондент "Нью-Йорк Таймс" продолжал:
– У Африки было отвратительное прошлое, а ее нынешние родовые муки опасны. Поскольку к этому следует добавить пророчество, что этот континент останется среди международных отщепенцев, то более печальной картины не может быть. К счастью, африканцы склонны быть веселыми, милыми, философски настроенными.
– Этот кретин опять цитирует своего шефа, - произнёс Алекс вполголоса.
– А?
– сонно ответил папаша Вильк, который понимал американский английский с пятого на десятое. Тем не менее, незнание языка не мешало ему торговаться и договариваться с представителями любых национальностей от банту и готтентотов до корейцев и эскимосов. Алекс был уверен, что появись сейчас в баре маори, не знающий никакого другого языка кроме своего родного, мсье Борлик нашёл бы с ним общий язык, если бы почувствовал свою выгоду.
– Я говорю, цитирует своего шефа!
– возмущённо повторил Алекс.
– А как же иначе, - вяло отреагировал папаша Вильк.- Хочешь вылезть на верх -- лижи задницу боссу! А он, что бывал в Африке?
– Да, лет пять назад его племянник посетил Лагос и Аккру. Написал десяток заметок и был представлен на соискание Пулитцеровской премии...
– И как?
– Не получил.
– С чего бы это?
– Не попал в струю. Сейчас их больше волнует тема Вьетнама и права чёрных, а он попытался сформировать у американской публики представление об Африке как о континенте трагического хаоса и племенного варварства, земле, где каждый негр вынужден полагаться на заморскую благотворительность, чтобы выжить...
– Дай бог, чтобы американцы подольше сюда не совались, а то таких дел наворотят.: сто лет расхлёбывать придётся...
– Это почему же?
– Разбалуют местных политиков большими гонорарами да различными грантами. Они же не понимают, что нет тут никакой демократии. Несмотря на понятие национальности, привитое Европой, для туземцев остались наиболее осязаемыми в социальной действительности племенные факторы. Любое государство Чёрной Африки - это просто конгломерат племен, связанных территорией, непомерной гордостью за полученную независимость и надеждой на быстрое материальное обогащение...
– Да Вы , папаша Вильк, недалеко ушли от этого типа, - Алекс насмешливо поддел старика.
– Зато говорю правду!
Разговор прервал подошедший к стойке Гомез.
– Ух, умаялся за сегодня!
– Он налил три стопки коньяка, две из которых пододвинул своим старым знакомым.
– Чего так? Вроде всего хватает?
– нехотя поинтересовался Алекс.
– Да, слава Богу, пока справляюсь. Вот только выхлебали почти весь виски и джин, да и коньяк заканчивается. Спасибо папаше, - хозяин отеля подмигнул Вильку.
– Пока выручает...
– Если что, могут подсобить, - понял полунамёк хитрый поляк.
– Пока не надо, вроде послезавтра начнут разъезжаться, а до понедельника у меня запасов хватит! О нашем полковнике ничего не слышно?
– Доктор Хааг позавчера проболтался, что он где-то на юге Хрустальных Гор ловит бандитов...
– Это я знаю. Странно, что его нет в Кларенсе в такой ответственный момент.
– А может так задумано, - предположил Алекс.
– Убрать его подальше с глаз долой, чтобы не светился в глазах нашей братии.
– А как же Хааг, Хейде, Вижейру?
– Гомез кивнул в дальний угол, где тихонько пили пиво означенные лица.
– Во-первых, Хааг -- доктор, а инструкторы -- цветные, - глубокомысленно произнёс Борлик.
– Их присутствие легко объяснить,а, во-вторых, они все никому не известны, а нашего приятеля многие знают. Вспомни инцидент с тем французиком...
Алекс потупил взгляд и хлопнул рюмку.
– Я ещё с ним поквитаюсь, - злобно произнёс он.
Тут к Гомезу подошёл старший повар:
– Мсье директор, у нас всё готово!
– 0 Так что Вы медлите -- везите во Дворец!
– вскипел Гомез.
– Или мне нужно это сделать самому?
– Извините, мсье, - замешкался повар.
– Я думал, что Вы захотите лично убедиться...
– Да, да, Вы правы, сейчас!
– директор "Индепенденса" моментально остыл.
– Он обратился к собеседникам и виновато произнёс:
– Извините, друзья, надо проверить заказ для Дворца!
– Там что? Что-то особенное?