Псы войны. Противостояние
Шрифт:
Вернувшись в отель, Адриан Гуль обнаружил приглашение посетить посла после захода у себя в номере. Это означало: ровно четверть восьмого. Такси петляло по аллеям огромного парка. То справа, то слева мелькали огоньки. Пахло диковинными тропическими цветами. Здесь было прохладнее, чем в городе, свежее.
– Мы на острове, – пояснял не в меру разговорчивый таксист. – Чуете ветер с океана? Все время продувает. В парке, брат, микроклимат свой, особенный. Раньше ночью здесь не имел права появиться ни один Гвианец, здесь был сеттльмент. Только для белых…
Машина Гуля подъехала к резиденции почти одновременно с Блейком. Заприметив такси, разведчик нажал на акселератор своего «мерседеса» и первым подъехал на своем «мерседесе» к решетке ворот. Охранник у ворот козырнул и поспешно раскрыл створки. Просторный и тихий двор был вымощен каменными плитами, между которыми пробивались зеленые полоски жесткой травы. Блейк медлено подъехал к главному входу и остановился под самым его козырьком. К машине немедленно подбежал слуга и услужливо открыл дверь, помогая Блейку выбраться. Затем он сел в нее и повел «мерседес» нзадний двор, в гараж. У подъезда Блейк закурил, поджидая Адриана. Его такси, сопровождаемая полицейским, медленно подъехало к крыльцу.
– Хелло, мистер Гуль! – весело окликнул он дипломата. – Как самочувствие?
– Хелло, Гарри! Прекрасное, – чуть поморщился дипломат, вспоминая последнее приключение. Блейк сделал вид, что не заметил гримасы: ему было и наплевать на ужимки этого «погорельца» – так он про себя именовал дипломата после его поездки на уикенд. С его точки зрения Зангаро не представляло особого интереса для Британии, разве что шельф…
В глазах Блейка Адриан прочел вдруг вызов и удивленно остановился:
– Вы… что-то хотите мне сказать, Гарри?
– Вот именно, – ответил разведчик, загораживая дорогу. Дипломат слегка отступил и стараясь сохранить выдержку вежливо осведомился:
– Если речь идет о чем-то серьезном, то не здесь и не сейчас…
– Вы , – тихо, но очень твердо отчеканил Блейк, приблизив к Гулю свое крысиное лицо. – должны были слушать моих африканских друзей, а не надувать щёки и разглагольствовать о правах человека. Здесь Вам не Европа! Боюсь, что Вы оказали на них плохое впечатление…
– Да как вы смеете! – Голос Гуля сорвался от ярости до свистящего шепота. – Вы… Вы…
– Хотите сделать карьеру в Форин Офисе? – Блейк говорил холодным и жестким тоном. – Поверьте мне, здесь, в Африке, гуманизм никогда не приводил к добру. Потешите свое самолюбие, но повредите делу империи… то есть…
Адриан злорадно ухватился за оговорку.
– Империи? Это вы все еще служите прошлому, сэр. Я же смотрю в будущее…
Он не договорил: Блейк уже не слушал его, серые глаза разведчика были пустыми, он отвернулся и вошел в дом. Гуль на минуту задержался, собираясь с мыслями: несмотря на вечерний ча его прошиб пот. Для этого ему потребовалось время: эта наглая шпионская крыса угадала то, что Адриан тщательно скрывал даже от самого себя: он ненавидел и презирал Африку. Дипломат вздохнул и стал подниматься по лестнице. Когда он вошел в просторный холл, он был совершенно спокоен. Там, как ни в чем не бывало семенил на своих коротких ногах Блейк. В руках он держал бокал мартини.
– Угощайтесь, мистер Гуль, – подмигнул он дипломату, как ни в чём не бывало.
В холле было прохладно – неслышно работали скрытые кондиционеры. Гуль подошёл к столику, где услужливый туземец в ослепительно белом кителе и такого же цветва бриджах, смешал ему вермут с тоником и бросил туда кубик льда.
– Льда, пожалуйста, побольше, – распорядился Гуль и стал осматриваться.
Холл посольской виллы напоминал музей. У двери стояли два огромных барабана – один с женскими признаками, другой – с мужскими. Таблички под ними гласили, что они были привезены из Ганы. По стенам на деревянных стеллажах были расставлены деревянные скульптуры. Здесь были фетиши различных племён – непонятные существа, в которых были смешаны черты людей, зверей, птиц, змей и ящериц. За ними в позах безмятежности и вечного покоя застыли фигуры «предков», украшенные бусами, наряженные в яркие тряпочки. По поверьям, в них жили души давно умерших. На некоторых куклах виднелись бурые потеки – следы жертвенной крови птиц, зверей и, возможно, людей. Подумав об этом, Адриан зябко повёл плечами. Прохладный воздух полностью высушил пот, а коктель смягчил горло и несколько расслабил мозг. На стенах между стеллажами висели маски – огромные, страшные, окаймленные рафией, напоминавшую крашеную солому.
– Это настоящие обрядовые маски, а не подделки, – вдруг резко произнёс Блейк, бесшумно подкравшийся сзади. Его голос раздался так внезапно, что Гуль вздрогнул. – Каждый раз, когда я бываю здесь нахожу все новые и новые экземпляры. Прежнего посла увлекала африканская скульптура. Это и неудивительно. Редко кто из европейцев, живших в Гвиании, удерживается от коллекционирования.
– Почему сэр Хью не взял свои приобретения с собой?
– Не смог. По закону пробитому нашим соотечественником-энтузиастом подобные сокровища запрещается вывозить из страны.
– Вот как?
– И кто же был этот гуманист?
– Некий мистер Гайяр. Его отец сколотил состояние, торгуя каучуком по всему западному побережью, а сын
сорок лет посвятил собиранию и сохранению знаменитой Гвианской скульптуры. Он основал частный музей, а в последние годы был советником военного правительства по культуре. К нашему большому сожалению его случайно застрелили сепаратисты…
– Вот видите, мистер Блейк, – наставительно произнёс Адриан. – Не все наши соотечественники алчны…
– Конечно! Легко стать благотворителем, заработав десяток миллионов фунтов на каучуке. Правда, сынок ухлопал часть своего состояния на музей. Однако, по сравнению с теми сокровищами, которые его папаша заработал в Гвиании, это – сущий пустяк.
Не желая поддерживать разговор, Гуль отошёл к другой стене холла. Какое ему дело до каких-то там скульптур. Эта часть зала была целиком посвящена под оружие. Здесь было всё – от старинных португальских аркебуз и канъянгуло – современных самодельных самопалов – до вилкообразных ножей бамелеке, прямых туарегских мечей, кривых хаусанских кинжалов, абордажных сабель и зулусских ассегаев. Центр композиции составлял овальный щит из буйволовой кожи, два перекрещенных копья и лук с отравленными стрелами.
Предшественник сэра Бакифэла Хью взял себе за правило – давать посетителям побыть несколько минут наедине с его коллекцией. Ему очень льстило внимание знатоков к его хобби: последние годы Европа просто сходила с ума по
«примитивному искусству» Африки. Новый посол решил не менять этой традиции. Он дал своим гостям четверть часа побыть в этом музее. Ровно в восемь часов он легко и изящно спустился по лестнице, слегка касаясь баллюстрады, – загорелый, сухощавый, в голубом костюме яхтсмена. По неписанным правилам, его одежда означала, что беседа будет неофициальной. И Блейк, и Гуль знали условности: они именно так это и поняли.