Птица Карлсон
Шрифт:
Но вот дядюшка Юлиус не смирился с этими изменениями.
Когда Малыш снова приехал к нему, он усадил его за стол.
– Послушай, Малыш. Нам нужно серьёзно поговорить. Раньше я не говорил тебе, но всё это выдумки - мир вовсе не разноцветен. Он состоит из чёрного и белого. Он даже не состоит из оттенков серого - в нём есть только светлое и тёмное, чёрное и белое. И тебе предстоит выбрать одну из сторон.
– А в чём разница?
– спросил Малыш.
– Да собственно, ни в чём. На одной стороне есть печеньки, а на другой их нет.
– Это мотив, да.
– Да, но на другой стороне есть фрикадельки. У одних -
– А какие лучше?
– Не помню. Да и как один цвет может быть лучше другого? Но выбирать нужно.
– Зачем?
– Так повелось. Но ты не бойся, и там, и там у тебя найдутся соратники, что быстро убедят тебя, что твой выбор единственно правильный. Наденешь белое, так будет вокруг белая магия, будешь вышучивать своих врагов и разбираться в сортах зелёного чая. Ну а коли наоборот, так нет худа без добра - будешь зарабатывать Чорной магией, поставишь в прихожей пару чучел друзей и перейдёшь на суп из мандрагоры. Будешь ходить в Чорном. Чорный - цвет хороший, немаркий.
Время тянулось как леденец.
То и дело у Малыша снова горел и чесался шрам.
Он уже окончил школу и никому не раскрыл свою тайну.
Отец являлся ему время от времени. Теперь Карлсон постепенно обретал человеческие черты. Было немного неприятно смотреть на его шишковатую голову без носа, но Малыш справился с отвращением. Ведь это был его отец.
Он попробовал курить. Карлсон этого не одобрил, он сказал, что табак мешает наслаждаться тонким ароматом печенья.
И вот Малышу исполнился двадцать один год.
Было время совершеннолетия, которое ничего не изменило в его жизни.
Малыш пришёл с вечеринки домой. Его ждала бессонная ночь и костёр из спичек в пепельнице. Он грел руки на этом костре. Вдруг из темноты протянулись другие иззябшие руки - руки отца.
Теперь он выглядел почти как человек, только носа по-прежнему у него не было. Да и, по сути, не было вовсе лица.
– Мне надо, чтобы ты мне многое объяснил. Я никому так не верю, как тебе. Мне сейчас очень хреново! Мне опять нужно делать выбор.
– В чём выбор?
– Цвета, - ответил Малыш.
– Меня уже несколько раз вызывали в Министерство. Они говорят, что мне, наконец, нужно принять чью-то сторону - светлых или тёмных.
– А сам-то ты что хочешь?
– Не знаю. Тёмные мне не нравились с самого начала, но как только я всмотрелся в светлых, оказалось, что они ровно такие же. Но с тёмных какой спрос, а вот светлые, как я думал, должны быть лучше. Но они не лучше!
Голос Малыша задрожал от обиды.
– А ты чего ждал? Всё дело в том, кто убедительнее рассказывает. Ты немного подрастёшь и послушаешь, как рассказывают о разводе твои друзья - отдельно жёны и отдельно мужья. И беседы в Министерстве Правды, которое у нас зачем-то называют Министерством Магии, по сравнению с этим покажутся тебе кристально ясными и непротиворечивыми. Но это не важно - перед тобой куда большая опасность: будучи ведомым страхом перед теми и другими говорить не то, что ты хочешь, а то, за что общество погладит тебя по голове, то, чем ты мог понравиться. Представляешь, как будет обидно, если всё равно не понравишься?
– Но ведь тогда меня кто-нибудь разлюбит. На всех, впрочем, мне наплевать, но вот Гунилла…
– Тем хуже для Гуниллы… Вернее, тем хуже для тебя. Но поверь мёртвому отцу, а своим мёртвым отцам верят все герои… Поверь: никаких присяг на корпоративную верность приносить не надо и уж следовать им - тем более. Нужно говорить во всяком месте то, что рвётся у тебя из души.
– Да откуда ж я знаю, что у меня рвётся?
– Малыш чуть не заплакал.
– А это уж твоё дело. Ты только пойми, что очень обидно будет узнать, что цвет этих светящихся палочек был неважен, а жизнь прошла в дурацких спорах - что лучше: красный или голубой. Ты будешь старый и больной, а всего-то утешения тебе будет, то, что ты никого не обидел.
– Но что выбрать-то? Красный или голубой?
– Тише, - сказала чернота на месте лица, - нас тут много.
Малыш обернулся и увидел, что комната наполнилась странными молчаливыми гостями. Одни были в белых скафандрах, другие в серых плащах.
– Они живы?
– спросил он.
– Не знаю, - ответил Карлсон, - Я могу показать только тех, кого убили раньше меня. Вот его, и этого, и этого.
– А ты?
– спросил Малыш.
– Ну ты же знаешь.
– Я тоже хотел бы быть рядом. Я понимаю, что печеньки - это глупости.
– Не надо.
– А что надо?
– Жить.
– Да. А как?
– Сколько тебе лет?
– спросил Карлсон.
– Двадцать один.
– А мне двадцать. Как я могу советовать?
2022
Змеиный язык
Карлсона боялись. Всех пришельцев с Севера боялись, но его - особенно.
Один купец говорил, что за морем встретил соотечественника Карлсона. Хитрый торговец, чьи доходы больше определялись варяжскими клинками, чем хитростью мены, рассказывал, что давным-давно сына конунга отдали к северным волхвам в обучение.
Отданным в учёбу на голову надевали рогатый шлем - и шлем сам определял, кому быть воином, кому законником, а кому заняться ведовством. Надетый на голову мальчика шлем зашипел, как вода на железной сковороде солеварни. И мальчик выучил змеиный язык и овладел искусством полёта с совами.
Но это осталось сказкой, болтовнёй чужого купца.
Когда его брата убили на юге, он пришёл княжить вместо него.
Наложницы, которых он брал неохотно, болтали, что язык молодого князя раздвоен на конце.
Он доставлял женщине неизъяснимое удовольствие, но потом та чахла и умирала в считанные дни.
Князя боялись, и боялись больше прочих варягов.
Свои боялись больше чужих, потому что свои знали его повадки лучше. Только один слуга боялся князя мало - оттого что в детстве его укусила змея. Отец отсёк ему поражённое ядом мясо, оставив навеки хромым. А хромому рабу жить плохо, и смерти он не боится вовсе.
Однажды из степи пришли хазары.
Они сгустились из летнего марева на горизонте, как призраки.