Птицеферма
Шрифт:
В помещении повисает звенящая тишина.
Снова откидываю голову на спинку дивана и улыбаюсь.
Я сказала доктору Шиц правду: мне себя не жаль. Жизнь свела меня с многими хорошими людьми: с Ником, с Дэвином, с Джилл, со Стариком, с Совой, — которых я совершенно не заслуживаю.
Меня не следует жалеть. В этом мне можно только позавидовать.
В нашем общем с Ником кабинете тишина.
По правде говоря, я думала, что Ким проводит меня посмотреть отчеты в другое место. Однако секретарь шефа сообщила, что мое прежнее рабочее место
Компьютер оживает от прикосновения ладони к идентификационной панели, разворачивает над столом голографический экран. Все так знакомо и привычно и в то же время — чуждо. Будто заглядываю в прошлое сквозь толщу воды.
Вроде бы мне уже удалось вспомнить почти все факты своей биографии. Но тем не менее пробелов ещё предостаточно, и время от времени всплывают новые вопросы, ответов на которые у меня нет. Как с вопросом Дэвина о море. До сих пор не имею понятия, была ли я на берегу, купалась ли в чем-то крупнее реки на Пандоре или видела только по телевизору.
Как и всегда, стоит напрячься, боль тесным обручем обнимает виски. И единственное спасение — отвлечься и вернуться в настоящее.
Документы уже готовы и загружены в базу. Доступ мне открыт.
Со вздохом бросаю взгляд на пустой стол со спящим компьютером напротив и погружаюсь в чтение.
Тут много файлов: об истории Пандоры, результаты наших изысканий перед моей отправкой туда, видео и текстовые записи допросов всех, кто был в курсе деталей операции — как членов нашей комнаты, так и завербованных, — после моего исчезновения. Есть даже свежий отчет Ника, датированный прошлой неделей.
Рука сама тянется к нему, но этот документ я так и не открываю. Зачем? Проверить, написал ли напарник правду? Знаю, что написал. Не сомневаюсь, что про меня там нет ни одного дурного слова. Как и не сомневаюсь, что о наших личных отношениях во время нахождения на Птицеферме Ник умолчал.
Еще он должен был, как глава операции, высказаться по поводу моего психического состояния и дать оценку моей лояльности и верности — это обычная практика, и в конце рапорта каждый из нас обязан сказать несколько слов о работе коллег. Но читать о том, что написал обо мне Ник, еще более бессмысленно, чем перепроверять описанные им факты.
Тихонько усмехаюсь про себя — я доверяю ему больше, чем себе. По-прежнему. Всегда. Что бы ни было.
На самом деле, кроме отчета напарника, мне не помешает прочесть все, что имеется в «Деле о Пандоре», но это не на один час, а меня в любой момент могут потребовать к себе медики. Поэтому выдыхаю и решительно открываю то, что меня страшит, но интересует в первую очередь — список заключенных.
Документ заполнен разными шрифтами, что-то выровнено по ширине страницы, что-то по левому краю или идет столбцом справа. Такое чувство, что это не единый список, а собранная из разных источников информация. Причем собирали ее либо второпях, либо этим занимался кто-то ленивый, не потрудившийся даже подогнать текст под единый формат.
Думаю о
В последний раз бросаю взгляд на пустой стол напарника напротив, набираю в легкие побольше воздуха и впиваюсь взглядом в первую строчку.
Мария С. Коннел (2639 г. р.)…
ГЛАВА 46
— Эм, ты в порядке?
Вздрагиваю. Даже не слышала, как открылась дверь.
Торопливо вытираю слезы тыльной стороной ладоней; поворачиваюсь, откатываясь от стола на стуле.
— Что ты тут делаешь? Ким сказала, Старик отправил тебя в отпуск.
Ник выглядит… хорошо. На самом деле хорошо. Улыбается мне, тоже рад меня видеть, как и я его, — вижу по глазам.
Пожимает плечом, убрав руки в карманы брюк.
— Да разбираемся ещё с моим отчетом, — усмехается. — Шеф суров и пригнал меня сюда с утра пораньше.
Так похоже на Старика — пока не получит желаемое, не отстанет.
Однако сейчас начальник меня не волнует. Смотрю во все глаза на стоящего напротив меня мужчину и чувствую, как по всему телу растекается тепло, будто я выпила что-то спиртное на морозе. И это идеально подходящее сравнение — близость Ника меня пьянит.
Сегодня он собрал волосы в хвост, и поврежденная на Пандоре бровь отчетливо видна — на ее кончике осталась лишь бледно-розовая полоска, пока еще чуть ярче общего тона кожи. Какие-то пару недель — и от моего первого опыта швеи не останется и следа.
— Убрали? — улыбаюсь. Ник смотрит вопросительно, и я касаюсь пальцем собственной брови в том месте, где у него недавно был шрам.
— Ааа, — понимает. — Да. Пара процедур. Тамара насела на меня и запретила тянуть время.
Да, с Тамарой я уже познакомилась заново. Чудесная женщина, но из тех, с кем лучше не спорить — себе дороже: она либо убьет пациента за непослушание, либо вылечит.
Повисает неловкая пауза.
Не знаю, что ему сказать. Единственное, что приходит на ум: ты прав, я дура, вернись домой. Прикусываю себе язык. Несколько дней без него — и я уже готова забыть про все свои страхи, связанные с нашими отношениями, лишь бы он был рядом. Прекрасно, Эмбер. Последовательно.
— Расскажешь, что с тобой? — Ник первым нарушает молчание; смотрит пристально. — Ты плакала, — тем не менее так и стоит у двери, не сокращая между нами расстояние.
Тоже боится, что не сдержится, если окажется рядом? Я за себя уже не отвечаю.
К счастью, вопрос напарника возвращает меня в реальность. Откатываюсь на стуле от стола подальше, предлагая Нику заглянуть в файл, открытый на экране.
— Читал?
Он делает к столу шаг. Только один. Будто его на самом деле ударит током, если подойдет ко мне слишком близко.
— Да. Вчера, — отвечает, поняв, что за документ я изучала перед его приходом; поджимает губы.
— Она была ветеринаром, — бормочу и отвожу взгляд.
А Сапсан и Рисовка на самом деле были мужем и женой. И их любовь не смогли загасить ни слайтекс, ни новое место жительства. Лишившись воспоминаний, они все равно нашли друг друга…