Птицеферма
Шрифт:
Я пропиталась духом Птицефермы, проросла в нее. Прежней Эмбер больше нет, как бы я ни пыталась себя обманывать все это время. Меня — нет.
— Тащи, — соглашаюсь запальчиво, запахивая халат и сжимая его половинки под горлом. — Тащи, у тебя хватит силы. Покажи мне, что сильнее. Продемонстрируй наглядно, что я ничто и у меня нет права голоса. Думаешь, я буду отбиваться? Я сдамся. Как сдавалась там целых два года. Такая женщина тебе нужна?!
Ник отступает от меня. Проводит ладонью
Качает головой.
— Дура. Какая же ты дура.
А потом разворачивается и молча выходит за дверь.
Замок щелкает.
Всё.
ГЛАВА 45
— Вы подвергались сексуальному насилию за время пребывания на Пандоре?
— Да.
— Сколько раз?
— Два, — доктор Щиц с серьезным видом делает заметки в своем планшете. — Два года, — уточняю.
Женщина вскидывает на меня глаза; поправляет очки на своем носу, чтобы скрыть удивление.
— Хм, — хмыкает, что-то снова записывая. Она сидит за столом, я — на кушетке. Сначала лежала, но наш сеанс длится так долго, что у меня затекла спина. — Вы сопротивлялись?
— Первые пару раз.
— А потом? — внимательный взгляд из-под очков.
— А потом я представляла себя бабочкой или шелестящей на ветру травой, — отвечаю на полном серьезе, и глаза доктора округляются.
Женщина снова что-то записывает, на этот раз неприкрыто хмурясь.
— Как вы себя чувствовали в этот момент? — следует затем вопрос.
Она что, издевается?
— Бабочкой лучше, чем травой, — огрызаюсь.
Но мозгоправов ничем не пронять.
— Почему? — тут же заинтересовывается и даже подается в мою сторону.
Меня допрашивают третий день. Каждый раз — разные психотерапевты.
Вчера был тактичный мужчина в возрасте. Он тоже что-то все время записывал, но разговаривали мы с ним в основном на отвлеченные темы. Доктор больше интересовался моим нынешним восприятием мира и реакциями на те или иные раздражители.
Сегодняшний мозгоправ, женщина по фамилии Шиц, избрала другую тактику — прямо в лоб. И могу сказать, что вчерашний специалист по оценке моей адекватности мне понравился больше.
Поворачиваюсь к ней.
— Потому, что бабочка может улететь, а у травы — корни, — отвечаю.
Шиц несколько секунд обдумывает мои слова, покачивая головой.
— Но бабочку можно прихлопнуть, — высказывает затем аргумент в противовес. Напоминает игру из детского сада.
Пожимаю плечом.
— Ей будет все равно, когда ее размажут. Зато, пока жива, она свободна.
Доктор хмыкает и согласно кивает.
— И тем не менее бабочку можно поймать и заточить в банку или в контейнер, — возражает
Усмехаюсь.
— Она все равно будет летать по банке и останется свободнее травы, — настаиваю на своем.
Доктор Шиц вздыхает и смотрит неодобрительно.
— Эмбер, вы очень упрямы. Вам говорили?
А еще я дура. Да, мне говорили.
…Дура. Какая же ты дура…
Интересно, как долго его голос будет звучать в моей голове?
Эти дни я ни разу не видела Ника, даже мельком. Ни в его квартире, ни в Отделении.
Вчера, когда вернулась в щедро одолженное мне жилье после дня выматывающих мое терпение испытаний, то сразу обнаружила не до конца закрытую дверцу шкафа, а потом — исчезновение из ванной хвойного шампуня. Ник приходил и постарался сделать это в такое время, чтобы не застать в квартире меня.
Чувство неправильности происходящего не покидает. Но в то же время не знаю, как правильно — больно и так, и эдак.
— Эмбер, вы меня слышите? — доктор Шиц снова привлекает к себе мое внимание. — Вы со мной?
А куда я денусь?
Вздыхаю.
— Я вас слушаю.
Наша беседа началась уже под вечер. Сейчас, должно быть, уже совсем поздно. А до этого была медицинская скан-камера и первая процедура по удалению шрамов на животе и спине. С «убогой» обещали справиться за несколько сеансов, а вот с прошлогодними отметинами на спине придется повозиться — старые шрамы удалять сложнее.
— Как вы себя чувствовали, когда прекращали быть бабочкой или травой?
Полагаю, если скажу, что после этого снова превращалась в «птицу» Гагару, то психотерапевт поймет меня буквально и точно сдаст в дурку.
— Нормально, — отвечаю нейтрально. — И сейчас нормально, — заверяю; демонстративно смотрю на дверь. — Может быть, достаточно на сегодня?
— Вы устали?
— Да.
Воспринимаю этот вопрос как добрый знак и что меня скоро отпустят. Упираюсь ладонями в край койки, намереваясь спрыгнуть на пол. Но не тут-то было.
— Вам себя жаль?
— Что? — убираю руки обратно на колени и не понимая смотрю на врача.
— Вам себя жаль? — повторяет та терпеливо. — Было жаль? Жаль сейчас? Что вы чувствуете, оглядываясь назад?
Я чувствую злость, досаду и беспомощность. А из-за беспомощности — новую злость.
Но в одном я уверена…
— Нет, — качаю головой. — Мне себя не жаль.
Кажется, мой ответ врачу не нравится. Впрочем, как и все предыдущие.
Она делает еще какие-то заметки в своем планшете, после чего поднимает голову и вежливо улыбается.
— Пожалуй, я выяснила все, что хотела. Вы можете идти. До встречи.