Птицеферма
Шрифт:
Мне этого не хватает. До крика, до зубовного скрежета — просто объятий, которые не будут означать прелюдию к сексу.
Распахиваю глаза и, должно быть, краснею до корней волос. Как хорошо, что Пересмешник не видит сейчас моего лица и не умеет читать мыслей.
Ну, точно, корю себя, реакция щенка, которого добрые люди напоили молоком, в действии. А еще Пересмешник чем-то неуловимо напоминает мне Ника, и мое подсознание играет со мной в жестокие игры.
— Так пойдешь? — Пересмешник возвращается к теме нашего разговора. — Все, готово.
Торопливо
— Пойду, — отвечаю твердо.
— Отлично, — мужчина усмехается и показывает мне поднятый вверх большой палец. — Из нас выйдет команда что надо. Держи, — и вручает, вкладывает мне в ладонь ошметки извлеченных нитей. — Не стоит благодарности за помощь. Я пошел. Увидимся на завтраке, — выдает скороговоркой и тут же направляется к двери.
— Увидимся, — бормочу, смотря ему вслед. До завтрака остался от силы час, может, полтора — выспаться Пересмешник уже при желании не успеет… И тут до меня доходит. — Погоди! — вскидываюсь.
Его пальцы уже касаются ручки двери; он оборачивается, щурится — солнце успело подняться, а окно в моей комнате расположено прямо напротив выхода.
— Так ты всю ночь пытался выследить чужаков? Поэтому не пришел ко мне вчера вечером?
Пересмешник смотрит на меня снисходительно, как на малыша, который считает своим открытием общепризнанные выводы.
— Ну да, — криво улыбается и вопросительно приподнимает брови, намекая, что было бы неплохо услышать пояснения.
Но пояснений не будет. То, что я думала, будто Пересмешник провел ночь с Кайрой, вслух все равно не скажу.
— Ничего, — качаю головой и приподнимаю руку, прощаясь. — До встречи. И спасибо.
Тот смеется.
— Не буду говорить, что не за что — благодарность всегда приятна, — подмигивает и исчезает за дверью.
Черт, он мне нравится.
Но доверять ему нельзя точно так же, как и другим обитателям Птицефермы.
ГЛАВА 13
Весь день занимаюсь стиркой.
Женщины, находящиеся в парах, стирают для своих мужчин; для «холостяков» стирают все, для этого существуют дежурства, как и на кухне. И сегодня эта «честь» выпала мне.
Не худший вариант, учитывая то, что мне все равно пришлось бы идти к реке, чтобы выстирать футболку Пересмешника. Правда, так мне приходится сходить туда с полной тележкой белья трижды, но это смена деятельности — лучше так, чем каждый день в огороде.
Возвращаюсь в лагерь с мокрыми вещами в третий раз, развешиваю одежду на веревках, натянутых во дворе между вбитых в землю столбов. Сегодня солнечно, но ветрено — самое то для сушки белья. Если повезет, первые две партии к вечеру успеют высохнуть.
Уже почти заканчиваю, когда на горизонте появляются Чайка и Кайра. Рановато для окончания работы на огороде. Наверняка сбежали. Сову они не любят и не боятся, к тому же, знают, что она не пожалуется на них Главе.
Продолжаю заниматься своим делом, стою к беглянкам полубоком и не собираюсь поворачиваться. Может, если сделать вид, что я их не заметила, то они пройдут мимо и не привяжутся?
Не тут-то было.
Все еще не оборачиваюсь, однако отчетливо слышу стремительно приближающиеся к себе шаги. Нетрудно догадаться, что это не Чайка решила броситься ко мне с последними новостями.
Простыня на веревке, прищепка, еще одна… Резко приседаю, и Кайра, несущаяся ко мне, то ли чтобы ударить, то ли чтобы вцепиться в волосы, по инерции проносится мимо. Путается в простыне, верещит, размахивая руками.
Со стороны — зрелище презабавное. Если бы еще на светлой только что выстиранной ткани не оставались пятна свекольного сока. Похоже, наша модница изготавливала «бальзам» для губ прямо на огороде — ела свеклу с грядки.
Чайка бросается на помощь подруге. Отступаю с пути, не собираясь мешать освобождению. Но и помогать — палец о палец не ударю.
Подхватываю с земли опустевший таз и направляюсь к дому.
Кайра по — прежнему верещит и барахтается в простыне, будто ее спеленали охотничьей сетью. Если бы успокоилась, то тут же высвободилась бы, но девушка психует все сильнее и лишь усугубляет свое положение.
— Да тихо ты! — даже Чайка приходит к тем же выводам, что и я.
Кайра что-то зло ей отвечает. Не вслушиваюсь, ясно же, что яд из свекольных губ брызжет по мою душу. Черт с ней.
Успеваю подняться на крыльцо, когда Кайра, наконец, высвобождается и рысью мчится за мной.
— Ты! — тычет в меня в воздухе пальцем. — Ты! — высоко поднятая подвязанная грудь в глубоком декольте тяжело вздымается.
Перехватываю таз поудобнее — беру под мышку.
— Что — я? — уточняю спокойно.
Мне начинает казаться, что если Кайра ни с кем не делит мужчину, то ее жизнь утрачивает всякий смысл. Однако быстро же она определилась с новым объектом «дележки».
— Совсем страх потеряла! — выпаливает девушка, медленно, но неотвратимо поднимаясь по ступенькам ко мне; с грохотом впечатывает пятки в пластик — как только не больно? — Видела, как Пересмешник утром выходил из твоей комнаты! — палец, символ праведного гнева своей хозяйки, все ещё указывает на меня. — А я предупреждала, чтобы не смела к нему больше подходить! В столовой с ним, ночью — с ним!
Так вот в чем дело: Кайра не просто сбежала от работы, прихватив с собой Чайку, — она специально вернулась пораньше, чтобы провести со мной воспитательную беседу.
Чайка за спиной подруги машет мне руками, потом похлопывает ладонью одной руки по кулаку другой. Ясно, рекомендует бежать, пока цела.
Совет устарел — после воздействия слайтекса я чувствую себя какой угодно, только не целой.
— Отвали, — отвечаю; берусь за ручку двери. Нет, бежать и тем более бегать по всему бараку от разъяренной фурии не собираюсь. Но и выслушивать совершенно неуместные претензии в свой адрес я не намерена.