Птицеферма
Шрифт:
Мечусь по кровати, сминая простыню. Прихожу в себя на несколько мгновений и опять проваливаюсь в сон, посылающий мне новый кошмар. И так много раз, по кругу.
Просыпаюсь в очередной раз от того, что кто-то трясет меня за плечо. Кто, где, зачем — понимаю не сразу.
Рывком сажусь на кровати. Дышу тяжело, платье мокрое насквозь, волосы липнут к шее.
— Ты кричала, — слышу за спиной голос Ника. — Я подумал, что лучше тебя разбудить, пока не сбежались соседи.
— Спасибо, — бормочу; провожу ладонью по лицу, пытаясь прийти в себя. Меня все ещё
С улицы слышен шум до сих пор не прекратившегося дождя, но уже не ливня, как было, когда мы ложились. В остальном — темно и тихо; скорее всего, до утра ещё далеко и я проспала не больше пары часов. По ощущениям: лежала в неудобной позе несколько суток — все тело задеревенело.
Душно, тяжело дышать. Торопливо расстегиваю пуговицы у горла непослушными пальцами, приспускаю платье с плеч — мне нужно больше воздуха.
— Как ты? — напарник тоже поднимается, садится рядом. В комнате совсем темно, и я не вижу даже его силуэта — только слышу скрип кровати и чувствую движение воздуха.
— Порядок, — отвечаю. Получается хрипло, приходится прочистить горло. — Все нормально, правда. Просто кошмар приснился, — подтягиваю к себе колени, обхватываю их руками.
— Что-то вспомнила?
— Нет, — качаю головой. — Просто сон, — и замолкаю.
Говорят, что если рассказать о своем ночном кошмаре, то он скорее забудется. Однако говорить о реках крови из своего сна я категорически не готова. Впрочем, кровь и расчлененные тела на Пандоре я видела и наяву.
— Ник, — заговариваю первая, когда молчание затягивается, а напарник так и продолжает участливо сидеть рядом, вместо того чтобы отсыпаться перед тяжелым днем в руднике, — иди спать. Со мной все нормально.
— Точно? — его ладонь касается моего обнаженного плеча. Вздрагиваю. Кусаю губы, молчу. — Эм, это НЕ нормально, — констатирует Ник, на этот раз не став делать вид, что ничего не заметил. Не отвечаю. — Янтарная, ты меня боишься? — спрашивает до боли серьезно.
Мотаю головой, хотя и понимаю, что он не может увидеть моего жеста; крепче обнимаю колени. Мне нужен якорь, и пусть это будут мои собственные ноги. Нужно удержаться — наплаву, на поверхности, на границе черного безумия, в которое меня затягивает против моей воли. Хочу быть свободной, хочу стать прежней — уверенной в себе, верящей в то, что все можно изменить и всего можно добиться.
Вместо того чтобы лечь спать, Ник, наоборот, приближается ко мне. Чувствую его дыхание на своей щеке, совсем близко.
— Эм, повернись ко мне, — слишком настойчиво для просьбы и мягко для приказа.
Я ведь на самом деле его не боюсь — только не его. Но тело подводит, заставляет сжаться, когда он слишком близко — когда любой мужчина слишком близко. Пожалуй, наш прошлый секс можно назвать сексом в состоянии аффекта.
Пересиливаю себя и поворачиваю голову.
— Что?
— Ничего, — уверена, Ник улыбается. — Расслабься, Янтарная, — и мягко касается своими губами моих губ.
Первая реакция, которую подсказывает тело, — оттолкнуть и вскочить. Не думаю, что он станет меня удерживать. Вторая —
Упираюсь ладонью мужчине в грудь, только теперь понимая, что он без футболки. Не отталкиваю, но останавливаю.
— Ник, — шепчу. — Не надо.
Он останавливается, однако не отстраняется ни на миллиметр. Его рука по-прежнему на моем плече.
— Не надо потому, что в прошлый раз это было ошибкой? Или не надо потому, что за эти два года ты видела слишком много боли и грязи, и теперь тебе страшно? Или не надо потому, что не хочешь?
— Прошлый раз не был ошибкой, — говорю единственное, в чем не сомневаюсь.
— Что не хочешь, ты не сказала, — довольно замечает Ник.
Его пальцы касаются моей щеки, спускаются к шее, на ключицу. Мое тело отзывается на эту вполне невинную ласку, но все равно напряжено и готово сбежать в любой момент.
Напарник снова меня целует. Все ещё мягко, лишь немногим более настойчиво, чем в прошлый раз.
— Ты хочешь меня соблазнить, как тех красоток? — бормочу ему в губы.
— Нет, Янтарная, — оставляет мои губы и на этот раз целует в шею, вынуждая приподнять подбородок и склонить голову набок, — я просто хочу тебя соблазнить.
Возможно, скажи Ник что-то высокопарное, я бы его оттолкнула. Но его честность мне импонирует.
— У тебя получается, — шепчу, поощряя.
В этот раз все происходит иначе. Я не ведущая — ведомая, но совершенно точно не жертва. Не так быстро и резко, как тем утром, наоборот, неспешно и нежно. Но не менее умопомрачительно.
Когда заканчиваем, уже начинается рассвет. Ломоты и напряжения в теле больше нет — только расслабленность и приятная усталость. Недавние кошмары кажутся давно просмотренным фильмом ужасов, не имеющим ничего общего с реальностью.
Между рассветом и завтраком не меньше часа, и я блаженно засыпаю на груди своего лучшего друга. И в данный момент меня ни капли не волнует, что мой друг, любовник, коллега и напарник — один и тот же человек.
На этот раз мне снится не кошмар, и это совершенно точно не просто сон.
…Женская раздевалка.
На мне парадная форма. Жутко неудобная и непрактичная — в такой узкой не побегаешь, а в белом не поваляешься по земле, — но на самом деле красивая.
Кручусь перед зеркалом, подкрашивая губы. Волосы я собрала на макушке в высокий «хвост» и уложила волосок к волоску, накрасила глаза и вот теперь добралась до помады. Вид одновременно и сдержанный, и симпатичный — то, что нужно для церемонии награждения. Нам и надо-то недолго постоять в первом ряду под вспышками фотокамер, пока Старику вручают очередную награду за всех нас, выслушать его ответную, полную благодарностей речь; а потом можно отправляться праздновать.