Птицеферма
Шрифт:
— Ник, я серьезно, — настаиваю. — Мы решили еще утром: бежать некуда, мы просто пережидаем.
— Помню, — буркает, но по глазам вижу: сейчас у него то же состояние, что и у меня при виде Рисовки, выбегающей из комнаты Главы. — Ладно, ты права, — встряхивается; отходит от меня к кровати, садится, стягивает с себя промокшие брюки.
Мне бы отвернуться, но я почему-то смотрю. Ник не оборачивается, но и тоже не стесняется: спокойно раздевается, затем одевается в сухое.
— У меня горб? — вдруг интересуется
Значит, почувствовал, что я на него пялюсь.
— Нет, — отзываюсь. — У тебя отличное тело.
Хочу съязвить, но понимаю, что так оно и есть. И смотреть мне на это тело действительно нравится. И быть рядом, и касаться. Даже сейчас, после всего, мне хочется к нему прикоснуться, хотя и не стану. Но желания — они только мои, о них ему знать не положено.
Что-то такое, видимо, отражается в моем взгляде. Ник вдруг резко сглатывает и отворачивается, натягивает футболку. Я отчего-то жду, что он что-то скажет по поводу наших теперь совершенно странных отношений недолюбовников-недодрузей. Но напарник остается верен своему слову — оставляет эту тему до удобного дивана на Новом Риме.
— Кстати, спасибо, что постирала вещи, — благодарит, не оборачиваясь.
— Не за что.
На этот раз поворачивает ко мне лицо.
— Эм, есть за что, — отвечает с нажимом в голосе. — Плевал я на правила Филина. Ты ничего не должна для меня делать, если не хочешь.
— Мне несложно, — уверяю.
— Хорошо, — но ничего не хорошо, ясно вижу. Вроде и улыбается, а сам еще на взводе от вида моих новых синяков.
— Филин имеет поддержку наркодилеров, — делюсь своими сегодняшними открытиями, спеша сменить тему.
— Ага, я давно заметил, что он на каких-то препаратах.
— Почему мне не сказал?
Пожимает плечами, разводит руками.
— Это как с Интерполом: не знал, что ты не знаешь. Так как ты это выяснила?
— Про наркотики догадалась. Про дилеров — у Совы.
Ник тут же напрягается.
— Уверена, что она не доложит Филину о твоих расспросах? — спрашивает серьезно.
— Уверена, — киваю. — Сова, может, и не кинется грудью меня защищать, но и не подставит.
— Ладно.
Похоже, сегодня «хорошо» и «ладно» означают одно: «я не согласен, но спорить не стану».
До ужина ещё есть некоторое время. Прохожу к освободившейся кровати, сажусь.
Отошедший к шкафу напарник заинтересованно следит взглядом за моими перемещениями.
— Ты думал о том, что будет, если убить Филина? — спрашиваю.
— Ты серьезно?
— Вполне.
Ник взъерошивает пальцами влажные волосы. На его лице так и написано, что он раздумывает о том, как бы мне вежливо высказать то, что я идиотка.
— Скажи, как есть, — облегчаю ему задачу.
Криво усмехается — угадала.
Подходит, садится рядом; обнимает за плечи. Ничего интимного, вполне невинный дружеский жест.
— Филин заслужил свою сломанную шею, — морщится, очевидно, вспомнив о Момоте. Лично я вспомнила. — Но нельзя не признать, что он — сдерживающий фактор для многих здесь. На самом деле, я не ожидал, что тут окажется столько нормальных людей. Но половина местных — НЕ нормальная и с радостью выпустит кишки другой половине только для того, чтобы посмотреть, какого они цвета. Так что Филин нужен.
— Любого лидера можно заменить, — не соглашаюсь.
Повисает пауза. Ник обдумывает мои слова.
— Эм, ты хочешь устроить революцию на прощание?
— Я думаю об этом, — признаюсь.
Ник вздыхает.
— Янтарная, не хочу быть злой феей-крестной, которая превращает все твои мечты в тыквы, но революции не делаются за две недели. А если ты решишь остаться тут и спасать местных ценой собственной свободы, я закину тебя на плечо и увезу отсюда силой.
— И в мыслях не было оставаться тут добровольно.
— Утешила.
— Ник, я серьезно.
— Так и я.
— Ник!
— Эм, — напарник качает головой, — я не поддержу твой порыв. Помню, что из нас двоих балбес я, но давай не в этот раз, ладно? Через две недели мы будем на свободе. Ты, как свободный человек, сможешь подать в Ассамблею Альянса официальную жалобу на то, что Альянс нарушает им же принятую Конвенцию по правам человека. Подумай, выключив эмоции, от этого будет куда больше пользы, чем если ты угробишься здесь.
Не сдерживаюсь и утыкаюсь лбом ему в плечо.
— Ты утешаешь меня как ребенка.
Смеется, отчего его плечо трясется, но я все равно не отстраняюсь.
— А ты хотела меня, как ребенка, переодеть. Так что квиты.
Меня немного отпускает, невидимая пружина напряжения внутри меня постепенно раскручивается. Ник всегда на меня так действовал, я просто забыла.
Когда возвращаемся в комнату после ужина, на улице уже совсем темно. Завывает ветер. И я в первую очередь бросаюсь к окну, чтобы его закрыть. Оставить его открытым было верхом неосмотрительности — на полу под ним уже собралась приличных размеров лужа.
Ник бросает в меня тряпкой, ловлю на лету, пристраиваю под подоконником.
— Вот что такое слаженность действий, — довольно комментирует напарник. Корчу в ответ «рожицу». — Ты сказала, что добыла у Совы лекарства для Дэвина?
— Да, — отзываюсь. Некоторое время разглядываю тряпку, на глазах пропитывающуюся влагой, и решаю оставить так до утра — уж слишком не хочется возиться сейчас в холодной воде.
— Я ему отнесу, как все уснут. Можешь ложиться спать.
— Что? — резко оборачиваюсь.