Птицы поют на рассвете
Шрифт:
Кирилл продолжал смотреть туда, где разгружали состав.
— Выстраивают пленных, — сказал он. — Ведут. Два охранника. Нет, вон третий. Перерыв, значит. Сделаем и мы перерыв. Потихоньку, хлопцы, отваливаем…
Кириллу вспомнилось, что за станцией Буды была когда-то школа. От станции вел к ней невидный проселок, заслоненный с одной стороны лесом. Здание, возможно, сохранилось, должно быть, там и находятся пленные.
Так и есть, колонна тронулась проселком.
Пожалуй, не стоит нападать, раздумывал Кирилл. Он опять потрогал гранаты в кармане. Напасть вблизи
— Братцы. Думаю освободить колонну. Три гитлеровца, три автомата. И нас столько же… Три на три. Но у нас преимущество: они ничего не подозревают.
Кирилл, Левенцов и Толя Дуник крались вслед за колонной заросшим оврагом вдоль проселка. Через полкилометра колонна должна повернуть. Значит, осталось минут пятнадцать.
«Может быть, и лучше, что первое столкновение хлопцев с противником произойдет таким образом, — подумал Кирилл. — Первые выстрелы, первое дело. Малое, но дело. Начнем!..»
— Слушайте. Незаметно и побыстрей пересеките дорогу — и в лес. Лесом до поворота, до него уже близко. Я из оврага бросаю гранату. Отвлеку охрану от колонны. Граната вызовет панику. А начнут конвоиры строчить в мою сторону, сыпьте им в спину. Ясно? Дело несложное — три гитлеровца. Три на три, да сами пленные нам подмога. Одолеем. Пленные, ясно, подадутся в лес. И вы — в лес. Ни секунды промедления. Место сбора у Грачиных Гнезд, в Турчиной балке. Ясно?
Кирилл побежал по оврагу. Левенцов и Толя Дуник выбрали минуту и бросились через дорогу.
Пленные шли, как идут во сне. Шли, склонив голову, подавшись корпусом вперед, сбавляя тяжесть с ослабевших ног, которым уже нельзя было доверять. Конвоиры, видно было, привыкли к такому шествию, они ступали спокойно, руки вяло болтались в такт шагам. Автоматы, как забытые, висели через грудь. Один пленный, еле тащившийся сзади, отстал от колонны, и конвойный пинками подгонял его. Тот из последних сил пробовал двинуться вперед, раскинул руки, ловившие воздух, но каменные ноги по-прежнему стояли на месте. Он беспомощно оглядывался. Кирилл увидел лицо пленного. Увидел, как немец снял с груди автомат и прикладом толкнул того в спину. Пленный упал, прополз чуть, с трудом схватился с земли и, ковыляя, догнал колонну. Встал, как было, третьим в ряд, и сосед, тоже тяжело ступавший, обхватил его за плечо, чтоб тот опять не отстал. Конвоир еще раз стукнул прикладом по спине, пленный пошатнулся, но удержался на ногах. Немец скучно отошел к обочине.
«И этот тоже будет все возлагать на Гитлера? — вспомнился Кириллу разговор с генералом в Москве. Кирилл тяжело вобрал в себя
Колонна медленно приближалась к повороту.
13
— А теперь я в гости к тебе.
Кирилл узнал густой голос Лещева. Голос этот разом заполнил землянку и потеснил мрак, — Кириллу показалось, что даже видит Лещева.
Вместе с ним в землянку вошел Ивашкевич, Кирилл услышал его грузноватую неторопливую походку. И еще кто-то вошел. «Кто бы?» Но тот, третий, молчал.
Кирилл затянул плащ-палаткой окошечко, за которым стояла тьма с одинокой звездой в середине. Это была уже непрочная темнота, предвещавшая скорый рассвет.
— Епархию свою обходишь? — доволен Кирилл приходу Лещева.
— Епархия, скажу тебе, немалая, — в тон ему сказал Лещев.
— Как видишь, Клим, по роду службы живу в земле, — сказал Кирилл с видом насмешливой покорности обстоятельствам.
— В земле! — хмыкнул Лещев. — Для живых на войне земля мать родная.
Кирилл зажег жестяную плошку. Она загорелась низким желтым пламенем.
Теперь он увидел и третьего, вошедшего в землянку. Голова его, и лицо, и грудь проступили в жидком круге света. Кирилл догадался: Трофим.
— Трофим? — протянул он руку.
Тот улыбнулся тихой, почти застенчивой улыбкой человека, не любившего бросаться в глаза.
— Здравствуйте.
— И переполошила же ваша лошадь обком, — сказал Кирилл. — Я как раз был там. Ладно, хорошо обошлось.
— А почему б иначе? — пожал Масуров плечами. Весь вид его выражал желание перейти к разговору о чем-нибудь другом.
Лещев, поеживаясь, осматривался. «Печку ищет», — понял Кирилл.
— Пока, Клим, ни печки, ни водки, чтоб согреться, — не то виновато, не то смущенно пробормотал он. — Но скоро будут.
— Подождем, — согласился Лещев. — Ветхозаветный самоварчик бы, как у нас, — жестом путника, старающегося согреться после холодной дороги, потирал он руки. — Жаль, звенящие предметы в выкладку десантника не входят…
Все уселись у грубо сколоченного столика, словно квадратный гриб, торчавший на одной ноге, врытой в землю.
— Так спасибо тебе, — сказал Лещев. — В два наших отряда прибился народ. Пленные. Человек сорок. Хороший народ. Бежали из-под станции Буды. Твоя работа.
— Моя, — с иронической гордостью тряхнул головой Кирилл. — Не отпираюсь.
— Прямо скажем, хорошая работа, — медленно и уважительно произнес Масуров.
— Отметку принимаю, — уже серьезно сказал Кирилл. — Как аванс.
— Вот что, Кирилл. Немцы большой бензосклад сварганили в смолокурне возле Буд, рассказывают пленные. И покоя не дают командирам отрядов — взорвать да взорвать. Решил посоветоваться с тобой, — вскинул Лещев глаза на Кирилла. — Что-то же ты надумал, раз полез туда?
— Надумал. Пусть спокойно свозят горючее. Трогать их не надо. Хоть из всей Европы пусть бензин свозят. А начнут заправляться, тогда — костер.
— И Трофим говорит то же. Сговорились? Раз так, давайте так. Костер, значит, за тобой, Кирилл. — Лещев приподнял ладонь, как бы говоря: об этом все. — Мы вот к тебе с чем. Немцы, сообщили нам, собираются угнать в Германию скот.