Птицы
Шрифт:
Миссис Чаттни усмехнулась и почесала нос дулом револьвера.
— Ну да, ну да, — презрительно сказала она. — А моя реплика во всей этой слезливой драмке: «Хорошо, дети! Главное сделайте правильные выводы! И больше не шалите! Вы свободны, дети!», так что ли?
Дети поглядели друг на друга, после чего повернулись к миссис Чаттни.
— Так, — закивали они простодушно.
Но миссис Чаттни не была добренькой и снисходительной — она оборвала надежды детей, как злой порыв ветра — телеграфный провод.
— Вы кое-что сделаете для меня, — сказала она угрожающим голосом.
— Мы ничего
— Вы станете, — процедила миссис Чаттни. — Можете мне поверить. Потому что иначе… — Она изобразила трясущегося беззубого Финча и сымитировала старческий голос: — Можно мне толченый леденец, у меня совсем нет зубов! Шам-шам… — После чего изобразила старую Арабеллу: — Где мой гребешок для моей длинной седой бороды? Она вся перепуталась! — А затем изобразила себя, веселую и беззаботную: — Хм… Какой вкусный какао! Какой вкусный тортик!
Дети, не сговариваясь, поморщились. Актрисой миссис Чаттни была ужасной.
— Что вы от нас хотите? — яростно выдавил из себя Финч. Ему казалось, что он пытается вытолкнуть изо рта гадкую бородавчатую склизкую жабу, но та забирается еще глубже — лезет ему в самое горло.
Миссис Чаттни кивнула на окно гостиной, в котором еще можно было разглядеть нить затухающего луча.
— Вы ведь увидели в мой телескоп то место, на которое он направлен, так? — Она выждала, но дети не ответили, и она продолжила: — Полагаю, что так. Значит, вы догадались, что это место меня особо интересует.
— Ну и что? — спросил Финч.
— К сожалению, я не могу сама туда отправиться и навестить того, кто там живет.
— А кто там живет? — спросила Арабелла.
— Вот вы и узнаете, — ответила миссис Чаттни. — Мне нужно, чтобы вы прямо сейчас пошли туда и узнали, кто там живет. Поговорили с… — она на мгновение запнулась, — с тем, кто там живет. Все разузнали о нем, вернулись и рассказали мне. И тогда я вас прощу. И поверю в ваши «честно-пречестно» и «больше не буду».
— А где это место? — спросила Арабелла.
— В Гротвей, — сказала миссис Чаттни, злорадно улыбаясь.
— Но скоро начнется буря! — возмутился Финч. — Мы можем не успеть вернуться.
— Ну, тогда, замерзая в снегу, не забудьте себе напомнить, что вы сами во всем виноваты. И что в то время, как вы синеете, все хорошие, воспитанные дети пьют чай с печеньем в теплых гостиных.
— Вы — плохой, мерзкий человек! — воскликнула Арабелла.
— Сама такая, — ответила миссис Чаттни. — Так что вы выбираете? Идете, куда я сказала, или я иду заваривать себе какао?
Выла штормовая тревога. Она вытекала из рупоров, развешанных по всему городу, проникала во все щели. Заунывная, как старуха на мостке причальной мачты, вот уже дюжину лет бессмысленно ожидающая прибытия дирижабля, который давно не курсирует по небу.
Во время войны аэро-тревога сигнализировала о приближении вражеских воздушных крейсеров, сейчас же она сообщала жителям города о начале снежной бури.
Завыла она примерно в полдень. Все приборы на метеорологических станциях посходили с ума. Температура воздуха опустилась до критических
Полеты над городом отменили еще ранним утром, «кнопфы» и дирижабли укрылись в эллинги, а воздушные шары в этот день даже не поднимались в небо из-за пурги. Все аэробакены и навигационные подвесные маяки спустили вниз и заперли на чердаках.
Потом прекратилось и трамвайное сообщение. Постепенно все станции в городе опустели, их смотрители погасили фонари, выключили автоматонов, остановили механические лестницы (где они были) и заперли трамвайные шлюзы. Пути быстро замело снегом.
К половине одиннадцатого прекратили работать почтальоны. После этого двери почтамтов и щели ящиков для писем закрылись. Последняя посылка была доставлена некоему Джеймсу Ди с улицы Фергей, что в Липп. Это было известие о том, что его кузен, мистер Уилсон Ди из Докери, считает, что успеет, пока не началась буря, преодолеть весь город и добраться до кузена, с которым он и намеревается провести бурю за игрой в «Тролльридж». Наивный…
Следом опустели и «Фонари констебля». Сами констебли, согласно «Штормовому положению полиции», перебрались в ближайшие дома, чтобы следить за порядком во время бури. Если перевести на язык жителей Горри, это значило, что прожорливых котов запирали в железные бочки со стаей озверевших крыс.
Ровно в одиннадцать часов в городе перестали принимать и отправлять телеграммы. С помощью специальных механизмов рабочие из Телеграфного ведомства опустили к земле все провода и надежно укрыли их, после чего отправились по домам. А вот пересыльщики из Пневмопочтового ведомства продолжали работать на своих станциях по всему городу в пару и дыму. Первое исходило от их взмыленных голов под форменными фуражками, а второе — от натруженных мягких мест, натертых жесткими стульчиками. Для пневмопочты сейчас начиналось самое безумное время — на нее ложился весь объем городских пересылок…
Город стремительно превращался в нечто понурое, угрюмое и заброшенное. На дверях всех цирюлен, мастерских, лавок, аптек, кофеен и пабов повисли замки. В полдвенадцатого закрылся последний паб на окраине Горри, и это был «Беспечный Бо». Какой же еще паб это мог быть?
Приказчики заперли конторы. Все джентльменские клубы, дамские салоны и даже притоны опустели. Шумно было, разве что, в Клубе самоубийц — там как раз намечалось праздничное собрание почетных членов у открытых окон.
Транспорт с улиц весь исчез, да и пешеходов почти не осталось, кроме тех, кто страдал неумением рассчитывать время и вдруг вспомнил о чем-то невероятно важном и умопомрачительно срочном.
Ближе к полудню город почти вымер. Дома превратились в островки, затерянные в метели. Пока что они еще светились десятками окон, хотя оставалось совсем недолго до того, как все окна закроются железными штормовыми ставнями. Со стороны это было незаметно, но внутри, в каждом из этих домов, кипела жизнь, бурлила, как в бронзовом чайнике на печке.
К примеру, в доме № 17 на улице Трум тощее лысенькое существо с острыми коготочками и фиолетовыми тенями на веках носилось туда-сюда как угорелое, и никто не хотел его пожалеть и угостить чем-то вкусным.