Пугачев Победитель
Шрифт:
Так из-за чего мы-то народ булгачим? Нет, ты скажи: чего для?
Мышкин нахмурил седые брови, пожал плечами, л потом ответил:
У каждого—свое. Мужик за землю хватается, н пакам надоело службу царскую нести — тяжело. Нот Голобородьки в митрополиты, а то и в патриархи 1 и ^ российские пробираются. Хлопуше кровушки чело- и< ческой попить хочется-.
А нам с тобой?
Ну, тебе, конечно, в императорах побыть лестно.
А тебе? Тебе-то что надо?
А я Романовых род доканать хочу!
Ну, доканаешь. А дальше что? Вот, я на цар- ском престоле буду. Тебе от того легче что ли будет?
Мышкин пожевал губами, потом, не глядя на Пугачева, вымолвил сухо:
Легче...
Из пугачевского стана по всем дорогам неслись разосланные Хлопушей и Зацепой гонцы, оповещая in 1йки восставших, что начинается великий поход на Москву. Всем верным слугам императора Петра Федо- ронича приказывалось идти на соединение с его хри- | голюбивым воинством по указанным гонцами доро- | дм. Послушным обещались великие и богатые мило- | i n, ослушникам же топор да плаха.
Л в самом стане Пугачева спешно составлялись новые и новые полки, и на отведенном для этого поле
пан Чеслав Курч, получивший от Пугачева чин полковника, усиленно возился с отданными в его распоряжение отборными людьми, обучая их управляться с пушками.
Прошла неделя, и по дорогам, ведшим в Чернятины хутора, стали втягиваться в стан пугачевцев присоединявшиеся к главной армии для великого похода шайки пеших и конных.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
П
угачев рассчитывал сдвинуть свою армию с округи Чернятиных хуторов через неделю, но оказалось, что сделать это не было возможности, так ми «армия» напоминала скорее кочующую орду, чем Настоящее войско.
I г ли бы пугачевское воинство состояло только из одних мужчин, было бы сравнительно просто: каж-
полк увел бы с собой свой небольшой полковой
oOo'i со съестными припасами и разным хоботьем. ||и h i 25 или 30 тысяч соратников «анпиратора», • "Ч, 1 ншихся в Чернятиных хуторах и возле них, и Mi' юрь по меньшей мере до десяти тысяч жен- iHHii I детей, начиная с грудного возраста. Каждая щи» ка, присоединявшаяся к армии, непременно таит | | с собой и баб, а бабы волокли с собой свое Потомство.
It и было с пугачевцами с первых дней движения, •jiMHii обрастала присасывавшимся к ней посторонним Народом, и вожаки движения были совершенно бес- 1н'п<|||.1 с этим злом справиться.
Кщс прошлой зимой, когда стан пугачевцев де-
и иод Черноярском и когда пришлось идти
« но I, было решено, «отшить хвост», то есть отвя- 1. I от лишних ртов. У самого «анпиратора» тогда In I огромный гарем, состоявший по меньшей мере из В разного рода «полонянок» и добровольно сделавши I наложницами «анпиратора» баб, по большей и" in идовых казачек и разбитных гулящих солдаток. I других видных пугачевцев были свои гаремы, у кого м пни. у кого в десять женщин.
Тогда же «Петр Федорович» держал при себе в наложницах красавицу, молодую вдову убитого пугачевцами майора Харлова, девятнадцати- или двадцатилетнюю женщину, воспитанницу Смольного института.
Европейски образованная молодая женщина, так резко отличавшаяся от всех, с кем Пугачеву приходилось раньше иметь дело, мало-помалу приобрела известное влияние на своего обладателя. В дела пугачевцев она не вмешивалась, зверообразных «ена- ралов и адмиралов», вроде Зацепы и Хлопуши, она сторонилась, в диких оргиях, почти без перерыва чередовавшихся в черноярском стане, не участвовала, смертельно боясь соратников «анпиратора» и их диких подруг. Пряталась от взоров людских в отведенных ей «апартаментах», где держала при себе шестилетнего братишку. Единственное, что несчастная женщина позволяла себе, это было заступничество за попавшихся в лапы пугачевцев пленных дворянок.
Трудно сказать, за что именно, но другие наложницы Пугачева, особенно буйные и сварливые казачки, возненавидели Харлову лютой, неумолимой ненавистью. Вернее всего, это говорила бабья зависть; Харлова была писаная красавица, и кроме того, она была образованная. Сам Пугачев, сначала обращав шийся с ней, как обращался с бесчисленными достававшимися ему полонянками, то есть, как с постельной принадлежностью, мало-помалу привык к ней, Привык разговаривать с нею, стал спрашивать у нее советов.
Этого было совершенно достаточно, чтобы наполнявшие гарем «анпиратора» казачки и солдатки взъелись на «маеоршу».
У наложниц Пугачева были в стане и родственники и дружки. Ядовитые бабьи языки принялись за работу. На Харлову стали взъедаться и разные влиятельные сторонники «анпиратора». Хлопуша, от-
ппавшийся бешеным нравом, первый стал попре- | н ть Пугачева тем, что он, поддавшись «маеорше», обабился и перестал быть лихим казаком. Пугачев ЦШ1ГО огрызался, но когда Хлопуша напугал его воз- мо кностью бунта верных казаков, сдался. Накануне у >да из черноярского лагеря служившие при пуга- 4(1 щах в качестве палачей башкиры и киргизы полу- |и in Харлову и ее братишку в свое распоряжение. Они вывели несчастных из войлочной юрты, служив- пм п им жилищем, дотащили до края заваленного ни долью оврага и там зарезали, как овец, а теплые | щг тела сбросили в яр. Были зарезаны и многие другие женщины, с которыми пугачевцам надоело инландаться.
Колее счастливыми или более несчастными оказа- 'III. I. те, которых закупили и угнали в степь кирги- )ы Иные из них позже попали из рук киргизов п руки персов и были отвезены в гаремы Персии, Турции и даже Египта, где искони был спрос на п. цотелых, голубоглазых и светловолосых славянских женщин.
После убийства Харловой Пугачев запил, допился до белой горячки, а оправившись, уже не попивался надолго ни с одной из попадавших и его руки полонянок. Продержит у себя одну-две и" in и дарит наложницу кому-нибудь из своих при- Пми,пенных. Из женщин, бывших в его гареме в те
, когда была жива Харлова, теперь остава-
| " | всего шесть: две рослые донские казачки, одна тюлицая мордвинка, еле говорившая по-русски,
д похожая на обезьянку молоденькая калмычка,
пдн.ч белобрысая и ширококостная сибирячка-старо- |"'|ц д и, наконец, неудержимо быстро старевшая цыганка.
Пес они давным-давно смертельно надоели «ан- шфдтору», и он уже несколько месяцев не удостаи-
и одну из них своим вниманием. И сам не
hi ui, зачем таскал их с собой. Много раз подумывал,