Пугачев Победитель
Шрифт:
– ==============^=================
hi и в ихней Саксонии в плену навострился... Вот л нашего борова немецкого сейчас разделаю под орех!
Хохоча, он подъехал к саням, в которых лежали пинанные арестанты и с грозным видом принялся и и т ри кивать что-то по-немецки. Окружающие улавли- иа |и только знакомые им слова «тейфель» да «ферфлюх- ггр», но были довольны впечатлением, какое производи- 'III грозные выкрики Матюхова на немца. При первых I е словах Матюхова Ульрих сначала побледнел, потом Побагровел, глаза его выпучились, губы затряслись.
Так его! Шпарь! — подзадоривал
Громко хохотали И другие, особенно когда немец на очередное ругательство Матюхова стал, задыхаясь, отве- п. ио-немецки и два или три раза тоже упомянул и фель» и «ферфлюхтен». Матюхов два раза замахи- сл на Ульриха нагайкой, но потом отъехал, заявив:
Не стоит руки марать! Л немец после обмена ругательствами с дошлым бел- »дцем лег, закрылся с головой, долго плакал и по- v го шептал:
– Gott sei dank! Aber... aber, das ist wunderbar! Иремя от времени Матюхов слезал с коня и, приса- ипалсь к ехавшему в удобных санях Ипатьеву, уго- .1 'I того хорошей водкой из походной фляжки. Порой •• ним присоединялся и Шелудяков, который, нажив I питых хлебах толстое брюхо, норовил как можно
им оставаться в седле. Как-то сам собой разговор
аа сворачивал на общий ход дел. Шелудяков • | алея бодро, уверял, что все идет к лучшему, вот лысо бы зиму пережить, а там и совсем хорошо el Ипатьев довольно осторожно возражал ему, оиался на беспорядки, на разруху, указывал на
I крестьян, упоминал, кстати, и о волную-
н • население слухах, что в самой Москве не все Нолучно и что «анпиратору» никак не удается н крепкую и послушную армию. Впрочем, он про-
шедшей переменой был в общем доволен и указывал причину своего довольства:
Я кто был?—говорил он.— Не только что рабочий, значит, раб, и все такое, но и из рабочих-то чуть не распоследний! До седых волос дожил, а иначе как Фролкой никто не называл. А теперя я кто? Из истопников да отходников в дилехтуры попал! То, бывало, чтобы косушку раздобыть, последнее хоботье в кабак прешь, гол, как сокол, по морозу пляшешь, а теперя на мне шуба медвежья да с енотовым воротником! Да! Прислуги и себе десять человек взял! Так и выходит, что из последних да попал в первые и безо всякой науки. Как был неграмотный, так и остался. А которые пановали, так самыми распоследними изде- лались. А благодаря кого? Анпиратор изделал! Да я за него кажному горло перервать готов!
То-то ты, Фролка, своего же брата, рабочего, теперь в бараний рог гнешь! — поддразнивал Ипатьева Шелудяков.— На смерть засекаешь, чуть что.
А чего им в зубы глядеть? Стоют того,— и деру! На то они рабочие, одно слово — рабы... Я, брат, такой! Я никому потачки не дам! А наши рабочие — они каки таки люди есть? Одно слово, проломлены головы! Опять же вор на воре сидит да вором погоняет. Только не догляди, так они у тебя подметки срежут!
А на тебе шуба-то медвежья чья?—осведомился насмешливо Шелудяков.
Пал Прохорыча... Счетовода нашего!
Дорого дал?
Шесть аршин веревки да кусочек мыльца!—захохотал Ипатьев.—За супротивность анпиратору взял да и повесил А шубу себе взял. Мертвому
А люди бают, всей-то его супротивности и было, что он шубы тебе даром отдавать не хотел!
А хоша бы так, рази грех? Ну, поносил он шубу, попользовался и будет с него. Теперя мой черед!
Ой, смотри, Фролка! — шутливо предостерег его Шелудяков.— Изловит тебя Михельсонов, так он не только что тебя из шубы вытряхнет, да еще душу тою из тела вышибет!
— Очень я их боюсь?! — огрызнулся Ипатьев.— Ми- ««льсонов примерз в Перми, а Голицин в Оренбурге мсгрял. Да они на нас и напасть не посмеют! У наших йозчиков кулаки — пуд не пуд, сорок фунтов тут! А их чуть не тыща. Да твое варначье... Да твои пушки! Пущай кто сунется — сам не рад будет.
– Пушки-то есть, да велика ль с них честь?— гмоллся Шелудяков.—Тяжелы, проклятущие! По такому глубокому снегу их бы на полозьях волоком i и шить, а не на колесном ходу. А мы из-за них как проклятые ползем. А случись что, как-то еще из них налить будем? Пушкари-то наши в белый свет, как в
сйку, жарят. Воронье пугать здоровы. Еще в городе
шкурили, да должно быть на всю дорогу угару «идтит. Два раза я их обыскивал — ничего нету, а отошел — пьют.
Хитер наш брат, мастеровой!—обрадовался Ипа- 1МЧ1. Ежели водки касаемо, так они самого черта нкилпачут!
Мерные четыре дня путешествия не было никаких щишествий Обоз, растянувшийся на огромное рас-
мииие, медленно, туго, но все же двигался. Данный W/iii его охраны конвой держался Шелудяковым в по- |МЛн<\ и все время, покуда обоз полз по сугробам,
мимики рыскали по сторонам, заезжали вперед, воз- мрщц.члись, а по ночам держали караул. По дороге Иоиндались проезжие, опрос которых удостоверял, что Hpyh'M все обстоит благополучно. Некоторые из проез- Н*и« оповестили, что видели три отдельных отряда
и hi ков, направлявшихся на юг. По описанию это
1мми белгородские казаки. Старшина Матюхов под- Ннермнл предположение, заявив, что часть Белгород- Пни <, казачьего полка выслана из Уфы на поиски 1«|нкир из-за слухов о появлении Мусы и его сторонником В самом деле, утром пятого дня прискакал Вм н.е |д из пяти белгородцев, и командовавший этим патрулем молодой человек с красивыми усиками доложил Матюхову, что вся ближайшая местность обшаривается белгородцами в надежде изловить Мусу. Тот же патруль сообщил, что всего в нескольких верстах белгородцы вынуждены были оставить в овражке у переправы через степную речку Шагалку отбитый ими у шайки грабивших население башкир обоз с несколькими десятками бочонков спирта.
Дюже жалко было!—расписывал докладчик, разводя руками.— То есть такой спирт, ну, чистый огонь!
Пробовали пить, что ли? — засмеялся Матюхов.
Оченно просто! Разбили нечаянно один бочонок, а от него дух... Ну, только тем и попользовались, командир погнал за башкирятами. Пришлось оставить. Не надеемся, что подобрать сумеем добро. А уж и крепок, а уж и духовит! Такая жалость!
Матюхов обратился к Шелудякову с вопросом: нельзя ли что сделать? Ведь и впрямь, добро пропадет. Лучше бы подобрать бочки да представить начальству. Можно награду получить.