Пурга в ночи
Шрифт:
— Не сердись на свою хозяйку, Блэк. Она женщина, а женщины непостоянны так же, как теперь власти.
Что-то нет Еремеева. Уже опаздывает на полчаса. Бирич забеспокоился. Он походил по комнате, потом не выдержал, достал из ящика письменного стола браунинг, проверил патроны в обойме и сунул револьвер в карман. Закутавшись в лохматую шубу, вышел из дому.
Пурга бушевала. Бирич стоял у дверей и вслушивался в свист, гул метели, шорох снега. У ног уже до колен вырос сугроб. Да, не сладко в такую пуржищу разъезжать на нартах. Бирич решал — идти или не идти ему к своим складам. Наконец он решился, но, сделав несколько шагов, остановился и вернулся к дому.
Сквозь многоголосый рев пурги до него донеслись знакомые звуки… Упряжка! Он встрепенулся, рукой нащупал рукоятку браунинга и переложил его в наружный карман шубы.
Из мглы вырвалась упряжка и почти уперлась в двери. С нарты скатилась, чертыхаясь, маленькая фигурка.
— Еремеев! — выступил ей навстречу Бирич. Ему пришлось почти кричать.
От неожиданности фигурка отпрянула в сторону, но тут же остановилась.
— Хозяин?
— Ну, как там? — спросил Павел Георгиевич, прикрывая лицо от бьющего снега. — Все хорошо?
— Хорошо, — крикнул в ответ Еремеев и, приблизившись к Биричу, тише добавил: — Ящик патронов к винчестеру привез. Куда патроны?
Они отнесли патроны в сарайчик за домом. Еремеев раскопал уголь и спрятал в него ящик.
— Пошли, угощу.
Блэк оскалил клыки, но Бирич прогнал его в спальню и налил Еремееву стакан водки.
— Давай!
— Спасибо, хозяин. — Желтыми зубами он по-звериному откусывал рыбу, хлеб и глотал, не разжевывая.
— До рассвета возите. Как можно больше надо из складов убрать.
Еремеев кивал в ответ и поглядывал на графин.
— Потом получишь. А сейчас иди. Завтра все слушай в ревкоме и тихонько ко мне.
— Хорошо, хозяин.
— Ну, с богом! — Бирич выпроводил Еремеева.
Казалось, все идет как надо, а спокойствия не было. До самого утра просидел он за столом, просматривая бумаги. Отложив большую пачку, отнес на кухню и сжег.
Перед рассветом Павел Георгиевич ненадолго забылся в кресле. Разбудил его радостный лай Блэка. Бирич, открыл глаза и увидел Елену Дмитриевну. Притворно сердясь, она отбивалась от Блэка.
— А, пришли, — Бирич зевнул. — Тут Блэк о вас скучал.
— Не могла же я его взять с собой, — откликнулась Елена Дмитриевна, но в ее голосе не прозвучало обычного раздражения.
К своему удивлению, Бирич уловил, в нем новые, торжествующие нотки. Гибкая, легко ступая длинными ногами, Елена неторопливо пересекла комнату. От женщины веяло радостью. Что с ней? Бирич присмотрелся. Лицо усталое, волосы растрепаны, — видно, всю ночь продежурила около этих шахтеров, — а глаза-то как горят!
— Как ваши пациенты? — спросил Бирич. — Лучше теперь им?
— Кому? — Елена. Дмитриевна несколько секунд непонимающе смотрела на Бирича. — Ах, эти! Да, лучше. Поправляются.
— Нина Георгиевна немного успокоилась? — все интересовался Бирич.
— Да, да, успокоилась. — Елена Дмитриевна по-прежнему была невнимательна к Биричу.
Павел Георгиевич не сводил глаз с молодой женщины. Красива, чертовка. Бирич с сожалением подумал, что задуманный им маневр со Свенсоном не удался, но тут же успокоил себя: еще есть время. А о Трифоне она и не думает.
Как всегда, в обычный час Бирич направился в свои склады. Пожилой приказчик с непомерно длинным носом на совином лице встретил его поклоном.
— С добрым утречком, Павел Георгиевич.
— С добрым, добрым, — Бирич прошел в глубь склада, осматривая товары. Много еще осталось. Будет чем поживиться ревкомовцам, если нагрянут.
— А во втором складе столько же осталось? — Бирича охватывал гнев. Напрасно доверился. Надо было самому заняться вывозкой.
— В том, — приказчик головой указал в сторону соседнего склада, — шаром покати. Пустые ящики да то, что на полках было.
— Это хорошо, Георгий Макеевич, — смягчился Бирич. — Ну, а если день пройдет спокойно, то ночью надо и это прибрать.
Он посмотрел в глубь склада. Приказчик шмыгнул носом.
— Понятно.
— Каюрам хорошо заплатили? Довольны?
— Водкой, — осклабился приказчик. — Как быть недовольным.
— Правильно, — одобрил Бирич. — Ну, бывай, Георгий Макеевич. — У дверей остановился. — Да, сегодня в три часа ревком будет суд вершить над Громовым, ну и другими, так ты приходи. Садись впереди, голосуй так, как будет большинство голосовать. Или нет. Следи за мной.
— Понятно, — клюнул, длинным носом приказчик.
Бирич направился к Макларену. Интересно, как он отнесся к решению ревкома о долларе. Агент Свенсона встретил Бирича, как всегда не вразумительным приветствием сквозь зубы, сжимавшие трубку. Он следил, как двое рабочих-чукчей раскрывали ящик.
По наклейке Бирич узнал, что в ящике плиточный чай.
— Торговать собираетесь? — Бирич скользнул взглядом по тюкам, ящикам, корзинкам, бочкам, забившим склад до самой крыши. Полки были уставлены образцами товаров в ярко-пестрой упаковке. — «Из новой партии», — ревниво подумал Бирич и едва скрыл злорадство: — Готовитесь барыши загребать, а шиш получите.
— Да, охотники скоро уйдут в тундру, — вынул трубку Маклярен. — Будут запасаться. А вы?
— Не спрашивайте, — Бирич безнадежно махнул рукой. — Товаров-то я в этом году не получил. Одни остатки.
— Сколько я знаю, у вас еще достаточно товаров. — Маклярен затянулся.
— Крохи, крохи, — вздохнул Бирич. — Пропадает год.
Маклярен ничего не ответил. Он подошел к чукчам, которые раскрыли ящик, и, надорвав упаковку, осмотрел плитку тая.
— Гуд. — И стал перекладывать чай на полку, а рабочие принялись за новый ящик.