Пурга в ночи
Шрифт:
— Стайн. Это все американец…
— Кто с охотой сам шел в отряд? — перебив Малкова, повторил свой вопрос Берзин.
— Пусыкин, — тихо сказал Малков.
Он старался вспомнить тех, кто охотно откликнулся на приглашение Стайна, и не мог. Имена мешались, лица стремительной вереницей бежали перед глазами.
— Пусыкин молодой, дурной, за доллар пошел, — пояснил Дьячков. — Другие из-под палки, из-за долга господину Малкову.
— Нет господина, — перебил Берзин и сказал Оттыргину:
— Поезжай за Моховым.
Ревкомовцы со слов Дьячкова и Малкова составили список тех жителей Усть-Белой, которых на всякий случай решили разоружить. Таких набралось одиннадцать. Когда приехал с нартовым отрядом Мохов, они по списку обошли членов отряда охраны общественного порядка. Прежде всего побывали у Пусыкина. Он открыл им дверь и попятился от револьверов. Берзин сказал:
— Именем революционного комитета Анадыря сдайте оружие и поклянитесь, что выходите из отряда Малкова и больше не будете подчиняться его приказам!
Пусыкин упал на колени:
— Смилуйтесь! Виноват! Каюсь! Клянусь, не буду!
— Цыц, — крикнул на него Дьячков и снял со стены винчестер. — Всю Белую всполошил.
Пусыкин ошалело заметался по комнате, бестолково тычась в углы. Заглянул в торбаса, перевернул их, потряс. Дьячков потерял терпение:
— Патроны где, дурья башка? Патроны?
Тогда он из-под кровати выволок сумку из нерпичьей шкуры. Сумка была набита патронами.
— Запасливый, — Галицкий взял тяжелую сумку и заглянул в нее.
— Ага, — подтвердил Пусыкин.
— Сиди дома! Выйдешь на улицу, когда позовут, — приказал Берзин, и ревкомовцы вышли.
Никто из одиннадцати не пытался возражать. Все с видимым облегчением отдавали оружие и с любопытством рассматривали ночных посетителей, спрашивали:
— У нас тоже будет ревком?
— Будет, — отвечал Дьячков.
Никифор говорил с торжеством в голосе. Впервые в своей жизни он никого не боялся. Прав оказался старый рабочий — пришла и к нему новая жизнь.
Ревкомовцы действовали быстро и тихо. Разоружив часть отряда Малкова, они вернулись к его дому и постучали.
— Это вы, Константин Михайлович?
— Гости его, — весело откликнулся Мальсагов. — Открывай!
Женщина спросонья, не разобрав, что сказал Мальсагов, открыла дверь, и ревкомовцы, отстранив ее, вошли в дом.
Мохов приказал:
— Тихо! Ни слова!
Жена Малкова, тоненькая корячка, увидев вошедших в спальню незнакомых людей, испуганно бросилась к дочке.
— Не бойтесь. Вам ничего не угрожает, — успокоил Мохов. — Где у вашего мужа хранятся деньги?
Маленькая женщина с темным скуластым лицом молча указала на старинный, окованный полосами меди сундук, что стоял в углу под мерцающей лампадой. Мохов подошел к сундуку. Берзин сказал Мальсагову и Галицкому:
— Освобождайте заключенных товарищей.
Они с Дьячковым и Ульвургыном перешли в кухню. Впереди с лампой шла служанка. В кухне спали трое мужчин. Это были работники Малкова. Их подняли. И прежде чем они успели понять, что происходит, Мальсагов скомандовал:
— Руки вверх!
Работники Малкова повиновались.
Дьячков с искаженным злобой лицом подскочил к ним.
— У, гады. Попомним, как мучили нас.
— Ты это что? — спросил Галицкий.
— Эти подлюки помогали Малкову нас бить и пытать.
— Не по своей воле… — начал один из арестованных. — Малков приказал:
— Молчи, сволочь! — Дьячков ударил его.
Мальсагов оттащил Никифора.
— Они псы. Ты тоже хочешь быть псом? Зачем бить? Судить надо.
— Верно, Якуб, судить их будем. — Галицкий укоризненно посмотрел на Дьячкова. — Нельзя революционеру так счеты сводить.
Оставив арестованных под наблюдением Оттыргина и Ульвургына, ревкомовцы с Дьячковым прошли к кладовой за кухней. На ее двери висел большой замок.
— У кого ключ? — спросил Галицкий у арестованных.
— На полке лежит, у двери, — пробурчал один.
Галицкий нашел ключ, открыл. В темной кладовой от духоты тошнило. Мальсагов взял из рук служанки лампу, подняв ее, осветил кладовую. Она была превращена в тюремную камеру. На полу, на подстилке из рваных мешков, лежали, прижавшись друг к другу, Кабан, Падерин и Наливай. Они, подняв головы, смотрели на столпившихся в дверях людей. Молчание их было тяжелое и враждебное.
— Товарищи, товарищи! — взволнованно говорил Галицкий. — Мы из Ново-Мариинска, мы члены ревкома, Малков арестован нами, и вы теперь свободны.
— Малков арестован? — Падерин при этих словах вскочил на ноги и тихо охнул. Прихрамывая, он подошел, вплотную к Галицкому: — Вы… вы из ревкома?
— Да, в Ново-Мариинске переворот, — сказал Галицкий.
— Красный флаг там и красный флаг надо тут, — добавил Мальсагов.
— Наконец-то! — выдохнул Падерин.
Поддерживая друг друга, поднялись Кабан и Наливай.
На лице Кабана повязка закрывала левый глаз. Наливай стоял согнувшись. Они все еще не могли осознать случившееся. К ним между Галицким и Мальсаговым протиснулся Дьячков.
— Поняли? Ревком. Колчаковцев нет. Малков у меня связанный сидит. Его каюры сторожат.
— А где американец? Стайн? — спросил Кабан.
— Здесь нет, но поймаем его, — пообещал Галицкий.
— Бешеная собака к смерти бежит, — добавил Якуб.
Ревкомовцы помогли товарищам выйти из кладовки, а на их место водворили работников Малкова, навесили замок. Ключ Галицкий положил в карман.