Пурга в ночи

Вахов Анатолий Алексеевич

Вышли в кухню. Только сейчас ревкомовцы увидели, как плохо выглядят освобожденные. Грязными, кровавыми тряпками свисала одежда. Заросшие лица в сгустках запекшейся крови.

— Живо горячей воды! — приказал Галицкий прислуге, и та испуганно метнулась к печке.

— Поесть бы, — попросил Наливай.

— Все, что есть, на стол! — отдал новое распоряжение Галицкий. Мальсагов заглянул в кастрюли.

— Суп есть! Мясо есть! Каша есть!

— А я вам что-нибудь из одежды Малкова принесу, — сказал Галицкий. Он обязан вам заменить платье.

Он многим обязан и должен.

— Платить будет! — откликнулся от плиты Мальсагов. Он нес к столу, за который уже сели Кабан, Падерин и Наливай, огромный чугунок. — За все платить будет!

— За все. — Падерин нетерпеливо потребовал от Мальсагова: — Рассказывай, как все в Ново-Мариинске произошло!

Галицкий вошел в спальню Малкова в тот момент, когда Мохов топором взломал крепкий запор старинного сундука. Медная толстая накладная петля, изогнувшись, отлетела от крышки, вырвав большой кусок доски. Мохов поднял крышку сундука. В нем аккуратными пачками лежали деньги. Здесь были и русские, и американские, и английские, и японские.

— Деньги, — Берзин посмотрел в сундук и обернулся к Галицкому, — пойдут на покупку продовольствия для голодающих.

Ревкомовцы отобрали необходимую одежду, чтобы переодеть освобожденных товарищей. Затем вернулись к сундуку и стали пересчитывать деньги. Их оказалось: русских — двадцать три тысячи рублей, американских долларов — одна тысяча двести и почти столько же других. На дне сундука — золотой песок в мешочках и самородки.

— Банк Малкова, — усмехнулся Берзин и в ярости крикнул: — Все эти деньги, все это золото крови. Оно оплачено голодом, смертью людей!

Мохов, как и Галицкий, поняв, что Малкову уже подписан смертный приговор, молча его одобрил. Приговор был справедливый. Антон спросил:

— Когда же начнем допрос Малкова?

— Немедленно. — Берзин поторопил Антона: — Быстрее пиши.

Пока Мохов составлял акт о деньгах и золоте. Август Мартынович подошел к жене Малкова. Маленькая женщина, укутавшись в платок, сидела со спящей дочкой на коленях. Широкое лицо с серповидными верхними веками, внимательные живые глаза не выдавали ее волнения. Если при появлении ревкомовцев она испугалась, то сейчас, видя, что ей ничего не угрожает, с интересом следила за всем происходящим.

— Как звать вас? — спросил Берзин.

— Женя Беляева. — Женщина заволновалась: — Где Константин Михайлович?

— Ваш муж арестован и будет судим. Но вас мы не тронем. — Август Мартынович удивился, что у женщины другая фамилия.

— Константин Михайлович не женился на мне. У него есть жена там, — она неопределенно махнула рукой, — в Америке.

— А вы? — недоумевал Берзин.

— Меня Константин Михайлович так взял, ведро водки отдал моему батьке. — И с робкой надеждой спросила: — Мне можно уехать к батьке?

— Вы свободны и поступайте как желаете, — Берзин осторожно коснулся темных волос девочки: — У нее будет другая жизнь. Хорошая.

Допрос Малкова подходил

к концу. Ревкомовцы сидели в небольшой комнате вахтера государственного продовольственного склада, куда утром был переведен Малков. Коммерсант отвечал на вопросы Берзина обстоятельно, с нескрываемым пренебрежением к ревкомовцам. Малков даже ругал себя за тот страх, что пережил при аресте. — Эти бандиты не посмеют что-либо со мной сделать. Они знают, что я в дружбе с американцами. А уж с ними они не будут ссориться. Скорей бы вернулись Стайн и Свенсон.

— Значит, Новиков не был убит, а застрелился сам? — Берлин тщательно устанавливал подробности гибели Николая Федоровича.

— Да мы даже его не ранили, — ответил Малков. — Мы хотели взять его невредимым, а он убил наших двоих, а потом сам застрелился.

— Это не спишет вины с вас.

Малков только пожал плечами.

— Если бы он не пытался бежать, он бы остался жив, как…

— Как эти товарищи, измученные вами! — Берзин посмотрел на Кабана, Наливая и Падерина.

Малков молчал. Берзин сделал знак Оттыргину и Дьячкову вывести из комнаты Малкова. Когда закрылась за коммерсантом дверь, все заговорили, зашумели, но Берзин потребовал тишины.

— Новиков не мог сам упасть с нарты. Если бы даже это случилось, то каюр должен был остановиться, помочь ему. Парфентьев этого не сделал. Я думаю, что…

Берзин остановился, еще раз проверяя свои выводы. Мохов неожиданно воскликнул:

— Парфентьев его предал!

На Мохова было тяжело смотреть. Мальсагов подсел к нему, осторожно коснулся плеча:

— Ты, Антон, сыном будешь Новикову?

За этими простыми словами стояло так много. Мохов с благодарностью поднял на Мальсагова глаза и молча кивнул:

— Отомщу…

В комнату быстро вошел Дьячков.

— Что в Белой творится! Люди из своих нор повылазили. Ждут, что им скажут.

Берзин встал.

— Пошли, товарищи.

У складов собрались все, кто мог ходить. Они шумно обсуждали событие, но при появлении ревкомовцев и бывших узников Малкова смолкли.

У склада Малкова Берзин встал на приготовленный ящик и посмотрел на молчаливо стоявших людей. Жалость охватила его при виде истощенных лиц, голодных взглядов, рваных одежд, но тут же жалость уступила место гневу. Август Мартынович вспомнил сытое лицо Малкова, его дом.

— Товарищи! Трудящиеся Севера! Наступил час вашего освобождения от рабства, власти буржуазии и купцов-спекулянтов. Час освобождения от голода и нищеты. — Тут взгляд Берзина упал на груду винчестеров и патронов. Они лежали рядом.

— Вас запугивали большевиками. Вас готовили к тому, чтобы вы убивали вот таких, как я и мои товарищи, таких, как ваши знакомые — Падерин, Кабан, Наливай, Дьячков. Для чего это Малкову и Стайну нужно было? Для того, чтобы в сундуках коммерсанта прибавилось золота, а американцы стали бы хозяевами всего края. Кто из вас сегодня утром досыта поел, у кого в доме достаточно припасов на зиму?