Пурга в ночи
Шрифт:
Он свернул в сторону и зашагал к своему дому. Рыбин беспомощно посмотрел ему вслед и, тяжело вздохнув, направился за упряжкой.
По дороге на копи он мучительно думал, как незаметно передать записку. Так будет безопаснее. Рыбин прочитал записку, как только выехал из Ново-Мариинска. Бирич жаловался на боли в сердце и просил вновь прописать лекарство.
На копи Рыбин приехал перед вечером. Вручить записку Струкову не представляло труда. Струков не воспользовался разрешением ревкома и остался на копях. Да и идти ему было не к кому. Встречаться же с Биричем или Учватовым он опасался: ревкомовцы могли установить за ним слежку, и Струков коротал время
Могут ли большевики захватить власть во Владивостоке? Едва ли, несмотря на падение Колчака. Ни американцы, ни японцы, оккупировавшие большие районы Дальнего Востока, не допустят возникновения Советов. Кроме всего прочего, это будет пагубно влиять на солдат, и они могут привезти большевистскую заразу к себе домой. Струков вспомнил, что еще во Владивостоке ему приходилось слышать о переходе японских и американских солдат к партизанам…
А пока Владивосток в руках генерала Розанова и союзников, ему нечего опасаться, что ревкомовцы смогут установить связь с товарищем Романом. Да если это и удастся, то надо будет доказать, что Струков не тот Струков. Он улыбнулся и еще прилежнее заработал ножом. Кончиком он вырезал волнистую прядь бороды. За этим занятием его и застал Рыбин.
Прежде чем подойти к Струкову, он осмотрел барак. Без шахтеров он показался большим, пустынным и особенно неуютным. На нарах в полутьме лежало несколько угольщиков. Они спали. Четверо бывших колчаковских милиционеров шумно резались в карты и не обратили внимания на Рыбина. Он подошел к печке, погрел о нее руки, зачерпнул из ведра кружку воды и стал неторопливо пить, следя за нарами. Все в порядке.
— Как живой получится.
— Нравится?
Струков выпрямился, оглядел скульптуру и перевел взгляд на Рыбина. Тот показал глазами на дверь и едва заметно качнул головой. Струков, прикрыв глаза, молчаливо ответил, что понял его. Рыбин, побродив по бараку, вышел.
Струков отложил нож и поднялся, стряхнул с колен мелкую древесную стружку, оделся и вышел. Рыбин заканчивал погрузку угля. Он испуганно вздрогнул, когда услышал голос Струкова:
— У вас что-то ко мне есть?
Рыбин, придерживая одной рукой мешок угля на нарте, другой достал из кармана записку Бирича и сунул ее Струкову.
— Павел Георгиевич просил передать…
Струков встревожился: может, Учватов что-нибудь принял — и тут услышал Рыбина, который передал слова Бирича о времени.
Я должен быть у него ночью, — понял Струков и, повернувшись к бараку спиной, незаметно развернул записку. «Снова начало пошаливать сердце, жду сильного приступа, не смогли бы вы мне снова любезно оказать внимание и выслушать сердце, прописать каких-либо капель. Прошу прощения за беспокойство. Признательный вам П. Бирич».
Дождавшись, когда наступила ночь, Струков ушел с копей в Ново-Мариинск.
…Рудольф Рули действовал быстро и решительно. Узнав от Бирича о Струкове, он потребовал пригласить его немедленно. Стайн, жаждущий расправиться со Струковым, даже позавидовал его изворотливости. Так ловко уйти от расправы, быть таким предусмотрительным. Но тут же у него появилось сомнение:
— А может быть, вся история Струкова подстроена ревкомом, чтобы…
— У вас здесь вымерзли последние мозги, — грубо оборвал Рули. — Какими же идиотами должны быть большевики, чтобы
— Ревком может… — защищался Сэм, но Рули снова не дал ему говорить:
— В ревкоме люди умнее вас. Они вас в дураках оставили. Вам сейчас надо не рассуждать, а делом доказать, что вы на что-то еще способны.
Стайн обидчиво умоли, но вынужден был признать, что Рули прав. Когда Струков явился к Биричу, ужин был в разгаре. Окна квартиры тщательно занавешены. Струкова встретили как давнишнего и желанного друга. Перепечко, уже изрядно выпивший, с пьяной откровенностью и фамильярностью произнес:
— Знаете, Дим Димыч, а я вас хотел пощекотать ножичком, когда вы на копях появились. — Он помахал рукой и засмеялся: — Боженьке было бы интересно с душой большевика побеседовать, исповедать ее. Слава богу, что он удержал мою руку, да и не было подходящего случая.
— Тогда бы мне пришлось прежде всего боженьке сказать о том, какой вы нехороший, злой человек, — с улыбкой заговорил Струков, — что хотели обречь на голод всех шахтеров и подожгли в новогоднюю ночь склад с продовольствием.
У Перепечко вытянулось лицо. Остановившимися глазами он уставился на Струкова. За столом стало тихо. Слишком неожиданным было сообщение бывшего начальника милиции.
— Вы… Вы… знаете? — Перепечко с трудом приходил в себя.
Трифон уставился на своего друга. Неужели это правда? Почему же он ничего не знает? Перепечко скрыл от него. Струков наслаждался произведенным эффектом. Рули спросил Перепечко:
— Это правда?
— Да-а-а…
Перепечко вспомнил новогоднюю ночь. Желание сжечь все запасы продовольствия появилось на другой день после того ужина, который колчаковцы получили от шахтеров. Перепечко поклялся угольщикам отомстить за насмешку. Прежде всего Перепечко раздобыл две банки керосина, и припрятал их в снегу, а чтобы уничтожение склада произвело более сильное впечатление, он наметил поджог в новогоднюю ночь.
Струков, появившись на копях, приглядывался к колчаковцам и ждал удобного момента, чтобы сблизиться с ними. Но они держались отчужденно, и ему не хотелось делать первый шаг. В новогоднюю ночь он не спал. Вспоминал, как прежде встречал Новый год, подумал о детях. Тоска прогоняла сон. В бараке стоял громкий храп. Струков захотел пить и только поднялся, как мимо его нар бесшумно кто-то прокрался к выходу и, придерживая дверь, чтобы не скрипнула лишний раз, выскользнул из барака. Струков последовал за неизвестным, соблюдая осторожность. Человек шел к складу с продовольствием. До Струкова донесся окрик часового:
— Стой! Кто идет?
Ответа он не разобрал и осторожно двинулся вперед. Можно будет поднять тревогу, прикидывал Струков. Это принесет мне пользу, и ревком позабудет о своих подозрениях. Не успел он пройти и десятка шагов, как услышал короткий вскрик у склада. Струков обогнул сарайчик, стоявший между бараком и складом, и тут же отпрянул назад. На снегу лежал часовой. Над ним склонился человек.
Он пытался рассмотреть убийцу, но темнота скрывала его лицо. Затем неизвестный, убедившись в смерти часового, схватил его винтовку и побежал в сторону Струкова. Струков хотел броситься к бараку, но удержался. Тогда убийца сразу же заметит его и выстрелит в спину. Он попятился, прижимаясь к стене, и оказался за углом. Убийца часового подбежал к сарайчику. Струков по звукам определил, что тот разрывает сугроб.