Пурга в ночи
Шрифт:
Тренев, соглашаясь, кивнул головой. В том, что предлагал Бирич, ничего не было рискованного. Павел Георгиевич, все еще не отдавая письма Треневу, говорил:
— Когда оно будет в руках Смирнова, вы немедленно отправьте с поста каюра, а сами скажите Мандрикову, что Смирнов получил какое-то подозрительное письмо от Караевых. Смирнова предупредите, что ревком собирается его арестовать и без суда расстрелять. Вот и все.
Бирич смотрел на Тренева так, словно предложил ему что-то приятное. Тот чувствовал, что стоит на краю гибели. Если он не выполнит поручение Бирича, то коммерсант выдаст его ревкому.
— Вы ничем не рискуете, — дав Треневу время подумать, сказал Бирич.
— Хорошо, я сделаю, как вы хотите.
— Я не сомневался в вашем согласии, — в голосе Бирича звучала насмешка. — Вы поступили правильно, что решили помочь нам, — Бирич выделил последнее слово, чтобы обратить на него внимание Тренева. — Ревком скоро перестанет существовать.
Тренев уставился на Бирича. Слишком уж неожиданным было его заявление. Оно произвело большее впечатление, чем все предыдущее.
— Вы разве не знаете, что Петропавловский Совет не согласен с действиями вашего ревкома? Я говорю вашего, потому что вы активно участвуете в его работе. Расстрел господ Громова, Суздалева и Толстихина незаконный, как и незаконный сам ревком.
Тренев совсем потерял под ногами почву. Он вспомнил разговоры в ревкоме о сообщении из Петропавловска и был полностью согласен с Мандриковым. Сейчас же все представлялось ему иначе.
— Вы тоже повинны в гибели законных представителей власти, — продолжал добивать Тренева коммерсант. — Вы же были членом следственной комиссии и судили их.
— Меня избрали, — прошептал Тренев.
— Вы могли бы отказаться, — жестко ответил Бирич. — Вы этого не сделали. За вами много грехов, Иван Иванович, вполне достаточных для того, чтобы вы, когда весной прибудут военные силы из Петропавловска, были расстреляны вместе с Мандриковым и другими ревкомовцами.
Мандриков, Берзин и Мохов — авантюристы, которые выдают себя за большевиков. Они выкрали документы у большевиков и приехали сюда, чтобы награбить больше золота, денег, пушнины и бежать в Америку. Вы могли бы мне не поверить, но их действия лучше меня убеждают в этом. Кого они грабят, убивают? Тех, у кого есть что взять. Почему они сослали Струкова и готовятся его убить? Потому что он настоящий большевик. Разве настоящий большевик будет жить с женой им же арестованного человека? Мандриков и Берзин — хитрые и ловкие пройдохи. Под видом борьбы за Советы они делают свои дела. А помощь чукчам, уничтожение налогов и судебных дел — эффектный трюк для отвода глаз и для обмана доверчивых.
— О боже! — вырвалось у Тренева. — Да если бы я знал…
— Вас может спасти лишь точное выполнение моих поручений.
Бирич был убежден, что теперь Тренев будет послушным орудием в его руках. И он не ошибся. Тренев готов был на все, лишь бы уцелеть. Он принял от Бирича конверт с письмом Смирнову и спрятал его в карман.
Провожая его к двери, Бирич как бы между прочим заметил:
— Нам как-нибудь потребуется ваш дом. Разрешите воспользоваться?
— Конечно, пожалуйста…
Тренев даже не поинтересовался, для чего Биричу и этим таинственным «нам» потребуется его дом. Он на все соглашался.
На другой день он сделал все так, как наставлял его
…Михаил Сергеевич глубоко ошибался, считая, что Елена раскаивается и только самолюбие удерживает ее от признания своей ошибки. Она же ни в чем не раскаивалась и гордилась своей смелостью. Елена была убеждена, что Мандриков не посмеет ей причинить неприятность. Он слишком ее любит. Елена знала об этой любви, но она уже не доставляла ей приятных ощущений, не вызывала гордости, а Мандриков в ее глазах стал заурядным человеком.
Она теперь не любила его. Да и раньше не было у нее к нему настоящего, глубокого чувства. Просто скука, однообразная жизнь у Биричей заставила ее искать чего-то нового. Необычная встреча с Мандриковым произвела на нее впечатление. Обаяние и мужественная красота Мандрикова увлекли Елену, и она потянулась к нему, желая необыкновенного. Мандриков, пообещав это необыкновенное, обманул ее. Не сбылись ее мечты и надежды.
Вместо яркой и романтической жизни, какую Елена рисовала, наступили серые будни. Михаил Сергеевич пекся о чукчах и совсем не думал о том, чтобы его и ее жизнь проходила в довольствии. Он даже отказал Елене в просьбе брать со склада редкие и дорогие продукты, к которым она привыкла у Биричей.
Мы должны жить, как все, вспомнила Елена слова Мандрикова. Эти слова бесили Елену. Он считает ее одной из «всех». Пусть себя считает одним из «всех», это его дело. А она больше не намерена прозябать с Мандриковым. Елена призналась себе, что ее переход от Биричей к Мандрикову не дал ей ничего. Она проиграла.
Елена долго не вставала с постели. Она должна все обдумать и что-то решить. Елена потерла лоб, нахмурила брови. Да, она проиграла. Проиграла комфорт в доме Бирича, сытую и спокойную жизнь. Что же нашла? Мандрикова и его близость. Так интереснее было бы сделать его своим любовником. А сейчас он ей не нужен и как любовник. Все в Мандрикове раздражало Елену, и она сделала окончательный вывод: с Мандриковым надо расстаться.
Елена поднялась с постели и, когда Груня подала ей завтрак, спросила ее:
— Домой не хочешь, Груня?
— Домой? — Прислуга не понимала, о чем она говорит. — Разве мы не дома?
— Нет. — Елена тряхнула пышными волосами. — Мы в гостях, и хозяева нам надоели. Они не очень гостеприимны.
— Я не знаю, — с недоумением проговорила Груня. — Я хочу, чтобы было вам хорошо.
— Будет хорошо. — Елена повеселела.
Она быстро поела и, тщательно одевшись, вышла из дому вместе с Блэком. На улице Елена приказала собаке:
— Домой, Блэк! Домой!
Собака повернула к двери, но Елена дернула ее за поводок.
— Это уже не наш дом!
Она повела Блэка к дому Биричей. Как ее примет старый коммерсант? Может быть, с презрением выгонит? Елена волновалась. Ей стало стыдно. Кажется, я становлюсь сентиментальной, подумала о себе с издевкой Елена. Какой может быть стыд, если я от всего этого, выигрываю. Ну, а если старик и выгонит нас — она посмотрела на Блэка, — тогда дождусь возвращения Свенсона и буду жить с ним, но с условием, что весной он отвезет меня в Америку. Нет, я ничего не позволю ему, пока не окажусь на его судне в море. Только безобидные поцелуи, не больше. Пусть распалится. Чем сильнее меня захочет, тем быстрее увезет.