Пурпурное сердце
Шрифт:
Она в этот момент наполняет специями солонку и перечницу, никак не реагируя на сказанное. Поначалу. Потом она смотрит на меня, но не произносит ни звука. И без слов смысл ее взгляда понятен. А я не вправе смолчать. Я должен защитить себя. Это закон семьи.
– Он справится, – говорю я, сознавая, что это ложь. Он не справится. Во всяком случае, моему отцу это не под силу. Он скоро умрет.
И вот тогда я замечаю Робби, стоящего в дверях кухни. Никогда не забуду выражения его лица. Это для меня самое тягостное воспоминание. Это то, что я хотел бы исправить, будь такое возможно. Я пытаюсь сказать ему что-то, но он выбегает из дому. Я бросаюсь следом за ним, но не могу отыскать его. Ищу в гараже, в дупле дерева. Ищу в нашем, в соседских дворах. Потом иду в город, ищу его в библиотеке, в магазине, в галерее. Я знаю, что непременно должен найти его, сказать ему нечто важное, так что стараюсь изо всех сил, хотя на тот момент у меня нет ни малейшего представления о том, что ему говорить.
Наконец я сдаюсь и возвращаюсь домой.
Робби в моей спальне, лежит на кровати, уставившись в потолок, оклеенный астрономическими картами. Созвездия. На них можно смотреть часами.
– Тогда ядолжен это сделать, – говорит он.
Я присаживаюсь на краешек кровати рядом с ним. У него свирепый взгляд, у моего Робби. Глядя на него, кажется, будто он постоянно готов к драке.
– Ты ничего никому не должен.
– Магазин называется «Кроули и сыновья». Он заказал вывеску, Уолтер. Можно, конечно, замазать букву С, но мне все равно придется взять дело в свои руки.
– Он может замазать все, кроме своей фамилии.
– Нет, это невозможно, – говорит Робби. – На вывеске будет слишком много пустого места. Ты должен остаться и работать в магазине вместе со мной, Уолтер.
– Я не могу.
У меня есть свои планы на жизнь. Я хочу статькем-нибудь. Уверен, и Робби этого хочет. Но ему еще придется научиться говорить «нет» в свое время и по-своему. Это будет тяжело, поверьте мне, я знаю. Но сделать это за него я не могу. Впрочем, я всегда буду чувствовать себя виноватым, потому что услышать «нет» во второй раз намного тяжелее, и мы оба это знаем. У нашего отца только двое сыновей.
– Пожалуйста, – просит он.
– Я не могу.
– Что же для тебя важнее?
Не могу же я сказать ему, что мультфильмы, поэтому отвечаю! «Жизнь».
– Только не решай ничего до конца войны, ладно? Может быть, война все изменит.
– Нет, не изменит.
– Обещай мне, что не будешь принимать решение, пока не вернешься домой.
– Есливернусь, – говорю я.
Это я зря сказал. Он бросается вон из моей комнаты, из дому. Возвращается лишь в сумерках и не разговаривает со мной три дня.
Я оставляю у него на подушке записку: «Я подожду и приму решение после войны».
Он все равно не разговаривает со мной. Но пишет мне ответную записку: «Никогдабольше этого не говори».
Не думаю, что он имеет в виду мои слова насчет магазина и переезда в Калифорнию. Более того я уверен, что дело совсем не в этом. Он имеет в виду произнесенное мною «Если».В нем моя ошибка. Одно из тех роковых слов, что звучали тогда в моей голове.
На том мы и останавливаемся. Что я подожду с принятием решения. Хотя для себя я уже все решил. Мы лишь пытаемся отсрочить неизбежное. Самое малое, что от меня требуется, – подождать. Тем более что Робби так просил меня об этом. Он думает, что война что-то изменит.
И конечно, так и будет.
У меня еще есть сестра, Кейти. Я не так уж много говорю о ней. И не потому, что не замечаю ее. Я ее люблю. И стараюсь быть хорошим братом.
Ей тоже что-то нужно от меня.
Разница в том, что Робби просит в открытую. Умоляет меня. Кейти не примет красочно оформленного подарка. Она заранее настроена на утрату. Во всяком случае, я так думаю. Она готова смириться со всем, что преподнесет жизнь.
Она ни в коем случае не хочет, чтобы кто-то жертвовал ради нее своим благополучием, а тем более позволял себе глупость любить ее.
Иногда я похлопываю ее по плечу или, если встречаю на улице, обнимаю по-братски.
Она стряхивает мою руку, словно я заразный.
– Отстань, – говорит она и прибавляет шагу. – Неудачник.
Я люблю своего брата Робби, но не настолько, чтобы спасать его. Я люблю свою сестру Кейти но как бы на расстоянии.
Вот так мы и растем. Вы этого не замечали? И это мы называем любовью друг к другу.
Неудивительно, что между нами происходят войны.
Глава одиннадцатая
Мэри Энн
За шесть часов пребывания в доме Майкла ей открывается новый мир. Она сидит на грязной земле, прислонившись спиной к дереву, ее босые ступни щекочут травинки. Пожалуй, только ярко накрашенные ногти на пальцах ног явно выбиваются из общей картины.
На ней джинсы, позаимствованные у компаньона Майкла. Джинсы Майкла были бы тесноваты в бедрах. В его просторном темном свитере она чувствует себя на редкость уютно. Рукава закатаны выше локтей.
– Можешь поплакать, если хочешь. Меня не надо стесняться.
– Нет, это глупо. У меня было сорок лет на то, чтобы поплакать.
Майкл разбирает мотоцикл. Снимает камеры. Она знает это, потому что он комментирует все, что делает. Сейчас он переставляет подшипники.
– Какие подшипники? – интересуется она.
– Нижние, – поясняет он. – Нижние задние.
Периодически он прерывается, чтобы промокнуть смазку тряпкой. Ей хочется взять у него тряпку и вытереть ему лицо. Но она этого не делает.
Она наблюдает за ним, находясь в выигрышном положении – занятый работой, он не видит ее.
Только глаза могут выдать ее истинные чувства. Глаза, да еще неуловимые, словно тени, жесты. Она знает, что пройдут минуты, дни или месяцы, проявится и воздействие происходящего сейчас. А торопить события ей не хочется.
Они легко согласились принять тот новый порядок вещей, в котором присутствует Уолтер, как будто мало что изменилось, как будто вообще не было всех этих минувших лет. И как спокойно теперь в этой новой реальности. Пусть даже потом придется очнуться и удивиться.