Пушинка в урагане
Шрифт:
Так и завихрилась круговерть дел. Химики медленно, но верно нащупывали пути к синтезу нужных веществ, двигателисты доводили до приемлемого уровня моторы. Две отдельные группы проектировали мотоцикл в трёх вариантах: двух, трёх и четырехколесном, да под двигатели разной мощности. А в школе, организованной при Обуховском заводе, обучалось пятьсот мужиков, которым в скором времени предстояло стать слесарями, станочниками, и прочими рабочими нашего первого завода, строящегося неподалёку от Обуховского. Сразу же для персонала завода строились жилые здания,
Император не начал коситься на такие траты, потому что ему был представлен чёткий план мероприятий, как по расходам, так и по срокам исполнения. Впрочем, по некоторым направлениям расходы превысили расчётные на пять-семь процентов, но это нормальная ситуация для любого строительства и для любого крупного проекта.
***
В разгар суеты, в феврале, на личном поезде прибыл принц Вильгельм, пожелавший посетить меня, своего друга. Официальная часть с посещением августейших родственников прошла быстро: всё-таки Вильгельм явился с неформальным визитом, и вот мы сидим в моём кабинете, за коньяком и сигарами.
– Питер, как продвинулись Ваши дела в части аэронавтики?
– Здесь всё обстоит прекрасно, дорогой Вильгельм. Группа двигателистов в Инженерной академии разрабатывает мотор нового типа для самолёта, и дело дошло уже до пробных пусков. Одновременно, ещё одна группа разрабатывает самолёт под этот двигатель.
– И каковы его характеристики?
– Двигателя или самолёта? Впрочем, расскажу и об одном и о другом. Двигатель, при собственном весе в восемьдесят килограммов, должен развивать мощность в пятьдесят-шестьдесят лошадиных сил.
– Прекрасно! Это выходит, что по соотношению масса-мощность этот двигатель значительно превосходит паровой?
– Если быть занудно точным, то почти в четыре раза. Если, конечно, считать вместе с котлом.
– Просто великолепно! Но продолжайте, прошу Вас.
– Самолёт мы строим двухместный, с дублированным управлением. При этом он получается почти в три раза меньше, чем первый самолёт Можайского, на котором мы летали.
– Неужели такое возможно?
– Представьте себе, мой друг! Более того: самолёт кроме пилота и пассажира способен поднять ещё почти сорок килограммов груза или дополнительного топлива.
– Фантастика!
– Да-да, Вильгельм, и все это Вы увидите через два дня. Хочу Вас порадовать: кроме самолёта мы строим ещё несколько машин: мы намереваемся покорить все три стихии – воздух, воду и землю. Для воздушного океана строится самолёт, для воды – моторная лодка, а для земли мотоцикл. Так мы назвали колёсные экипажи с бензиновыми двигателями.
– И с какой скоростью двигаются наземные экипажи?
– Мотоцикл мы сумели разогнать до скорости в пятьдесят километров в час.
– Невероятно! Мотоцикл мчится почти со скоростью самолёта!
– Пока максимальная скорость такова, но в дальнейшем будет и выше, когда создадим хорошую подвеску и разработаем новые виды протекторов для шин. Средняя скорость мотоциклов колеблется от пятнадцати до тридцати километров в час.
– А водный транспорт?
– Для начала мы взяли мотоциклетный двигатель, и установили его на небольшую лодку. Максимальная скорость, которую мы достигли, оказалась в тридцать километров в час. Средняя – пятнадцать-двадцать.
– Невероятно!
– И всё это, дорогой Вильгельм, Вы увидите завтра.
– Буду ждать с нетерпением. Однако, Пётр, у меня имеется несколько вопросов.
– Задавайте, и я отвечу со всей возможной откровенностью.
– Что Вы думаете о совместной разработке и производстве самолётов м мотоциклов?
– Это прекрасная идея, Вильгельм, и я всей душой выступаю за неё. Но! В этом деле есть несколько громадных сложностей, способных испортить всё.
– Какие это сложности?
– Англичане. У нас они ведут себя хоть в малейшей степени пристойно, у вас же они орудуют как в собственном кармане. Не обижайтесь, Вильгельм, но всё, что делается в Германии, тут же становится известно в Англии.
Вильгельм помрачнел. Он не был англофобом, не стал им даже после поражения в Первой Мировой войне, но англичане были ксенофобами уже сейчас. Они ненавидят всех кроме себя.
– Однако у Вас имеются какие-то мысли?
– Имеются, да. Я предлагаю перспективные исследования проводить у нас, так как мне удалось создать зачаток контрразведывательной службы и вычистить наиболее злостных болтунов. Вы не представляете, Вильгельм, как болтливы наши офицеры и учёные! Это просто эпидемия логореи какая-то!
– Логорея, это что?
– Это диарея, но идущая изо рта. Неостановимый поток словоизвержения.
Вильгельм совершенно неприлично захохотал, закинув голову и дрыгая ногами. Наконец он успокоился:
– Пётр, Вы невероятно наивный человек! Если Вы думаете, что эта беда коснулась лишь России, то совершенно неправы! Немцы болтают гораздо больше, уверяю Вас. Помнится, за время нашего с Вами путешествия, ваши люди рассказывали посторонним только то, что написано в рекламных проспектах, а мои разболтали все военные и государственные тайны, да и о семейных тайнах нашего двора поведали немало лишнего.
– Именно поэтому я и не хочу расширять круг посвящённых. Вильгельм, поймите, речь идёт даже не только о многомиллионных убытках России и Германии, но и о многомиллионных потерях наших людей, в случае если наши разработки англичане применят у себя, обворовав нас.
– Да, мой друг, тут Вы совершенно правы. Англичане орудуют у нас совершенно нагло и цинично, чему немало способствует англомания в обществе, особенно в высшем. Что там говорить, если мои родители…
Вильгельм с трудом оборвал себя. Что же, мне известны настроения родителей Вильгельма: они оба считали Англию центром мира, Градом На Холме. Готовясь к вступлению на престол Германской Империи, они думали в первую очередь об интересах и нуждах Англии и англичан, а вовсе не собственного государства и народа. Что же, у нас таких людей, особенно среди интеллигенции и аристократии тоже непозволительно много: всех этих англофилов, германофилов и франкофилов…