Пушинка в урагане
Шрифт:
Они – отражения прошлого.
Они исчезнут только вместе со мной.
Но вот из строя делает шаг ко мне тот, кого я ежедневно вижу в зеркале. Мгновенно соображаю: это не я, а Петя, мой невольный сожитель по телу.
– Почему ты здесь, Петя?
– Мне нечего делать там, среди живых. Она любит тебя, народ доверяет тебе, а я, как выяснилось, бесплодный побег сгнившего на корню рода. Прощай!
И делает шаг вперёд, оставляя в строю своё тело-тень. Петя широко шагает на запад, шаг за шагом теряя цвет и объём, и вот, совершенно истаивает в пространстве. А его тень остаётся, и равнодушно смотрит сквозь меня. С ним уже не поговоришь, ему только и остаётся, что следовать за мной шаг в шаг, и исчезнуть, когда придёт мой черёд.
***
Пробуждение было ужасным: совершенно опустошенный я лежал в своей кровати, я рядом суетились профессор Боткин и ещё какие-то люди.
– Доброе утро, профессор!
– Утро? Отнюдь, Ваше императорское величество, сейчас не утро, а поздний вечер.
– Выходит, я проспал сутки? Сергей Петрович, мы же договаривались, что мы общаемся без чинов.
– Ах, Пётр Николаевич, такой договор был, но ведь между простым профессором и простым великим князем.
– Намёк понял, Сергей Петрович, и применю своё влияние, чтобы Вы стали Президентом Академии Медицинских наук.
– Позвольте, но у нас нет отдельной Академии медицинских наук, Пётр Николаевич.
– Значит, её надо создать. У нас имеются и успешно развиваются научно-практические центры, такие как Военно-медицинская академия, Военно-Морской госпиталь, есть успехи мирового уровня в различных областях, но нет концентрации сил и средств на перспективных направлениях. К тому же, слаба связь с другими отраслями науки. Вы же знаете о работах Вильгельма Рентгена?
– Не имел чести, Пётр Николаевич.
– Суть такова: этот гениальный физик на пороге открытия лучей, которые пронизывают тело человека, и оставляют след на фотографической плёнке. Таким образом, мы получаем фотографию внутренних органов без вскрытия человека. Представляете область медицинского применения этого открытия?
– Погодите, Пётр Николаевич, я несколько растерялся… И какова область применения?
– Фтизиатрия. Выявление туберкулёза на ранних стадиях. Хирургия. Исследование переломов, внутренних повреждений, наличия инородных тел вроде пуль или осколков, а может осколков костей. Стоматология…
– Я понял, Пётр Николаевич.
– Ставлю Вам задачу, Сергей Петрович: нужно пригласить профессора Рентгена в Россию, создать ему идеальные условия для работы и творчества, и в кратчайшие сроки спроектировать и построить рентгеновские аппараты, для начала двух видов: стационарные для больниц и госпиталей, и передвижные, для полевых госпиталей.
– Господи, Пётр Николаевич, Вы невозможны! Откровенно говоря, мы все уже приготовились Вас хоронить, а Вы, едва очнувшись, устраиваете революцию в науке медицине.
– Шутите, Сергей Петрович. Это чудесно. Однако вернёмся к моему положению: что произошло?
– Решительно непонятно, что произошло, Пётр Николаевич. Вы удалились в спальню, по виду совершенно здоровым, но утром Ваш слуга увидел, что Вы ненормально бледны, дыхание почти не слышно, кожные покровы холодные. Срочно вызванный дежурный медик, фельдшер Стасов, не смог диагностировать ничего определённого, и безотлагательно вызвал Николая Александровича Вельяминова.
– А Вы?
– А я пришел ему на смену. Николай Александрович удалился в лабораторию, где исследуются остатки Вашего ужина.
– Есть вероятность отравления? И всё же, сколько я спал?
– Пётр Николаевич, Вы опамятовались только спустя сутки. Что до отравления, то, уж простите за прямоту, но Вы на таком посту, что опасность грозит отовсюду. Но я считаю, что Ваше нынешнее состояние обусловлено внутренними причинами.
Опс! Чуть было не утащил меня на тот свет милейший Петруша, с-с-с-светлая ему память…
– То-то я сейчас умираю с голоду. Сергей Петрович, а нельзя ли мне чего-нибудь съедобного, желательно мясного? И кофе покрепче?
– Крепкий кофе Вам нынче противопоказан, и вообще, я распоряжусь, что больному подавать можно, а от чего пока воздержимся. А сейчас к Вам придёт Её императорское величество Ирина Георгиевна. Но мы времени терять не будем, и измерим давление.
Боткин выставил на прикроватный столик замысловатый аппарат, и принялся прилаживать мою руку в массивный зажим.
– Что это, Сергей Петрович?
– Это, изволите ли видеть, Пётр Николаевич, новейший сфигмоманометр системы Самуила Зигфрида Карла фон Баш.
– Экая сложная конструкция!
– Ну, со временем кто-то усовершенствует аппарат.
– А почему бы Вам не усовершенствовать сей аппарат?
– Каким образом, позвольте Вас спросить?
– Довольно просто. Дайте мне лист бумаги и карандаш. Спасибо. Теперь смотрите: вот это манжета из прорезиненной ткани, которую надевают на руку чуть выше локтя. Это груша, через которую нагнетается, а затем спускается воздух. Это манометр для измерения давления, а это стетоскоп, для выслушивания тонов. Порядок действий таков: манжету надевают на руку и нагнетают в неё воздух. Затем воздух начинают плавно спускать и стетоскопом прослушивают тоны пульса, прижав головку вот сюда. Стетоскоп, кстати, должен состоять из головки с мембраной, принимающих звук, жёстких трубочек, играющих роль наушников и соединяющих их резиновых трубок. Отмечать следует верхнюю границу, когда появились биения пульса и нижнюю, когда звук биения прекратился.
– Гениально! Просто и эффективно. Но почему нужно отмечать верхнюю и нижнюю границу?
– Потому что норма занимает некоторую область, выше которой болезнь, но и ниже которой тоже болезнь.
– Резонно.
– Вот и установите пределы систолитического и диастолитического давления, напишите руководство по использованию аппарата, и запустите его в массовое производство.
– Я не могу этого сделать!
– Отчего же?
– Это не моя идея, а Ваша.
– Сергей Петрович, дорогой! Аппарат Вы будете делать не собственными руками. Два аппарата: не забудем стетоскоп. Исследования Вы будете проводить тоже не в одиночку. Записывайте привилей на Военно-Медицинскую академию, и дело с концом. Роялти будут течь в кассу академии. Представляете, какому количеству врачей нужны тонометры и стетоскопы? Миллионам по всему миру!