Пустой Трон

Корнуэлл Бернард

– То было почти двадцать лет назад.

– Мне было семь, господин, но он не позволял никому другому за собой ухаживать.

– Даже твоей матери?

– Она тогда уже умерла, господин.

Я почувствовал, как ее пальцы расстегивают ремень у меня на поясе. Она была аккуратной. Стянула с меня тунику, оторвав ее от прилипшего гноя.

– Ее нужно чистить каждый день, господин, - неодобрительно вымолвила она.

– Я был занят, - сказал я, чуть не добавив, что был занят тем, что пытался помешать гнусным намерениям ее братца.
–

Как звали твоего отца?
– спросил я вместо этого.

– Годвин Годвинсон, господин.

– Я его помню, - отозвался я. Я и правда помнил этого худого воина с длинными усами.

– Он всегда говорил, что ты величайший воин Британии, господин.

– Должно быть, эта точка зрения пришлась по душе лорду Этельреду.

Она приложила к ране кусок ткани. Она подогрела воду, и это прикосновение было на удивление успокаивающим. Эдит держала ткань, пока она впитывала засохшую на ране смесь.

– Лорд Этельред тебе завидовал.

– Он меня ненавидел.

– И это тоже.

– Завидовал?

– Он знал, что ты настоящий воин. Называл тебя дикарем. Говорил, что ты как собака, что бросается на быка. Ничего не боишься, потому что ничего не соображаешь.

Я улыбнулся.

– Может, он и прав.

– Он был неплохим человеком.

– Думаю, что да.

– Всё потому что ты был любовником его жены. Мы выбираем стороны, господин, и иногда верность не дает нам возможности выбирать точку зрения.

Она бросила первый кусок ткани на пол и приложила к моим ребрам второй. Тепло, казалось, растворило боль.

– Ты его любила, - сказал я.

– Он любил меня.

– И высоко вознес твоего брата.

Она кивнула. При свете свечи ее лицо казалось суровым, лишь губы были мягкими.

– Он высоко вознес моего брата, - повторила она, - а Эрдвульф - умный воин.

– Умный?

– Он знает, когда драться, а когда нет. Он знает, как обмануть врага.

– Но не дерется в первом ряду, - презрительно заметил я.

– Не каждый человек на это способен, господин, но разве ты назовешь воинов во втором ряду трусами?

Я проигнорировал этот вопрос.

– И твой брат собирался убить меня и леди Этельфлед.

– Да, - подтвердила она, - собирался.

Я улыбнулся этому честному признанию.

– Так лорд Этельред оставил тебе деньги?

Она взглянула на меня, первый раз отведя глаза от раны.

– Как мне сказали, его последняя воля зависит от того, женится ли мой брат на леди Эльфвинн.

– То есть у тебя нет ни пенни?

– У меня есть украшения, что мне подарил лорд Этельред.

– И надолго ли их хватит?

– На год, может, на два, - уныло ответила она.

– Но по завещанию ты ничего не получишь.

– Если только леди Этельфлед не проявит щедрость.

– С какой стати ей это делать?
– спросил я.
– Зачем ей давать деньги женщине, что спала с ее мужем?

– Ей незачем, - спокойно ответила Эдит, - но ты бы мог.

– Я?

– Да, господин.

Я слегка вздрогнул, когда она начала начисто вытирать рану.

– С какой стати мне давать тебе денег?
– хрипло спросил я.
– Потому что ты шлюха?

– Так меня называют.

– А ты шлюха?

– Надеюсь, что нет, - ровным голосом произнесла она, - но думаю, что ты дашь мне денег по иной причине.

– По какой же?

– Потому что я знаю, что случилось с мечом Кнута, господин.

Я бы расцеловал ее, и когда она закончила чистить рану, я так и сделал.

Глава седьмая

Меня разбудил резкий звук звенящего церковного колокола. Открыв глаза, я какое-то мгновение не мог понять, где нахожусь. Свеча давно догорела, и свет проступал лишь сквозь узкую щель над дверью. Уже рассвело, значит, спал я долго, и вдруг уловил запах женщины, а повернувшись, уткнулся в копну рыжих волос. Эдит потянулась, всхлипнув во сне, и обвила рукой мою грудь. Ещё раз потянувшись, она проснулась, положила голову мне на плечо, и спустя мгновение принялась всхлипывать.

Я позволил ей выплакаться, насчитав двадцать два удара колокола.

– Сожалеешь?
– наконец спросил ее я.

Шмыгнув носом, она покачала головой.

– Нет, - ответила она, - нет, нет, нет. Это всё колокол.

– Значит, дело в похоронах?
– спросил я, и она кивнула.
– Ты любила его, - почти осуждающе сказал я.

Ей пришлось поразмыслить над ответом, я успел насчитать шестнадцать ударов колокола, прежде чем она заговорила.

– Он был добр ко мне.

Странно было думать, что мой кузен Этельред проявлял доброту, но я поверил ей. Я обнял и поцеловал её в лоб. Этельфлед, подумал я, убьет меня за это, но странным образом эта мысль меня совсем не беспокоила.

– Ты должна пойти на похороны, - велел я.

– Епископ Вульфхед сказал, что я не смогу.

– Из-за прелюбодеяния?
– уточнил я, и она кивнула.
– Если прелюбодеев не пустят, - заметил я, - то в церкви никого не останется. Тогда и сам Вульфхед не сможет пойти!

Она опять шмыгнула носом.

– Вульфхед ненавидит меня.

Я принялся смеяться. Боль в моём ребре не отступила, но теперь была не столь остра.

– Что смешного?
– спросила она.

– Меня он тоже ненавидит.

– Однажды он...
– заговорила она, но затем умолкла.

– Однажды он что?

– Ты знаешь.

– Он это сделал?

Она кивнула.

– Он потребовал, чтобы я ему исповедалась, и затем сказал, что отпустит мои грехи, только если я покажу, чем занималась с Этельредом.

– Ты так и поступила?

– Конечно же, нет, - её голос звучал обиженно.

– Извини.

Подняв голову, она взглянула мне в глаза. У неё были зелёные глаза. Эдит пристально посмотрела на меня, а затем вновь опустила голову.